Крайняя распущенность, охватившая войска, не была секретом для варваров, поскольку дверь была распахнута настежь и дезертиры передавали своим все необходимые сведения. Варвары видели, что римская политическая система столь дезорганизована, что самое время напасть на нее» [[прим131] - Zosimus. Historiae IV, XXXI. 1-3.].

Когда наемники так хорошо осведомлены о положении дел, они могут в один прекрасный день поменять хозяев и нанести удар по своим вчерашним патронам. Но все-таки следует пояснить, что же заставляет их выступить против своих нанимателей. Разве их личный интерес не совпадает с добросовестной профессиональной службой? Ведь они получают регулярное жалованье из имперской казны и доход этот больше и надежней, чем добыча, награбленная в результате случайных набегов. Да и жизнь их не была в большей безопасности, когда они искали удачи в постоянных стычках с империей. Если условия службы были столь благоприятны, почему же наемники становились предателями и возвращались назад к тем, от кого только что защищали римскую границу?

Выступая против империи, нанявшей его для защиты собственных интересов, варвар действительно пренебрегал своими материальными интересами. Однако, поступая таким образом, он фактически реагировал на импульс более сильный, чем простой экономический интерес. Главным фактором, толкающим его на этот с первого взгляда непродуманный шаг, было то, что варвар, живущий в империи, чувствовал себя отчужденным от надломленной цивилизации. А моральный ущерб нельзя компенсировать экономическими средствами. Имперская власть подходила к новой ситуации с устарелыми мерками прошлого века, когда цивилизация находилась в процессе роста и окружающие общества охотно общались с ней на основе взаимного интереса. После надлома цивилизации и создания границ завербованные варвары далеки от проявления лояльности, поскольку их деловые контракты не подкреплены интересом к ценностям чужой культуры. Механизм мимесиса не работает, вернее, работает с обратным эффектом. Цивилизация в глазах варваров утратила свой престиж, а варвары, напротив, начинают вызывать все большее восхищение в глазах правящего меньшинства. Изменение направления мимесиса имеет фатальное значение. При таком психологическом настрое войска варварских союзников никогда не станут надежными подразделениями имперской регулярной армии. Они останутся варварскими отрядами, сохраняющими свое оружие и тактику, выполняющими приказы своих вождей, со своим собственным моральным кодексом и собственными амбициями. Короче говоря, политика найма варваров для борьбы с варварами обречена на неудачу, а, поскольку это – последнее средство, к которому может обратиться империя, чтобы защитить покачнувшиеся границы, вслед за этой неудачей немедленно начинается крушение границ. Если вновь вернуться к нашей аналогии с плотиной и водохранилищем, то можно сказать, что прорыв плотины имеет катастрофические последствия. Во-первых, поток разрушает сооружения, созданные руками человека на землях ниже плотины. Во-вторых, мощные потоки воды растрачивают свою энергию не только бесполезно, но и с большим ущербом для человека. В-третьих, прежде цветущие земли оказываются разоренными, заваленными камнями.

Эта природная катастрофа вполне сопоставима по своим последствиям с социальной катастрофой прорыва военных границ. Результаты этого болезненного катаклизма касаются всех, хотя и не в равной мере. Фактически происходит парадоксальная смена ролей. Как мы уже видели, цена, которую платит распадающаяся цивилизация за сохранение своих границ, оказывается в конце концов ей не по силам. С другой стороны, граждане обреченной цивилизации, которую постигло варварское вторжение, не становятся главными страдальцами. Наибольший ущерб в конце концов выпадает на долю варваров-победителей. В конечном итоге оказывается, что именно они потерпели поражение.

Объяснение этому парадоксальному результату следует искать в том, что победа варваров высвобождает демонические саморазрушительные силы, которые ранее находились под определенным контролем соседней цивилизации. Мы видели, что близость границ пагубно сказывается на варварском обществе, потому что его рудиментарная экономика и институты деформируются под воздействием политических и культурных влияний, исходящих от надломленной цивилизации. Мы видели также, что варвары могут в некоторой степени приспособиться к этим влияниям и что эти влияния могут даже стать стимулом для творчества. Способность к адаптации и творчеству является признаком того, что психологические факторы продолжают работать, несмотря на надлом механизма мимесиса. Роль спасительной узды играет до определенной поры и наличие границы, которая, пока она есть, служит заменой необходимой в обществе дисциплины, столь недостающей варварам, еще не усвоившим правил цивилизованных соседей, но утративших драгоценный кристалл обычая.

Но вот неожиданно сметены границы, сломаны рамки страха, и варвар предстает перед совершенно неведомым ему кругом проблем. Он должен решать новые задачи, которые и слишком велики, и слишком тяжелы для его незрелых творческих сил. В момент замешательства варвар пытается обрести былую уверенность, извлекая из глубины души качества, которые всегда ему помогали.