Борде. Дело в том, что сознание находится лишь в одном месте.

М-ль де Леспинас. Легко сказать!

Борде. Сознание может быть только в одном месте, в общем центре всех ощущений — там, где находится память, там, где производятся сравнения. Каждый отросток восприимчив только к определенному числу известных впечатлений, последовательных, изолированных ощущений, без наличия памяти. Начало восприимчиво ко всем впечатлениям, оно регистрирует их, сохраняет о них память или непрерывное ощущение, и с момента своего возникновения животное связывает с ними свое “я”, всецело запечатлевает себя в них и в них существует.

М-ль де Леспинас. А если бы мой палец обладал памятью?..

Борде. Тогда ваш палец мыслил бы.

М-ль де Леспинас. А что такое память?

Борде. Это свойство центра, специфическое чувство начала сплетения, как зрение есть свойство глаза; и то, что у глаза нет памяти, не более удивительно, чем то, что зрение не сосредоточивается в ухе.

М-ль де Леспинас. Доктор, вы скорее уклоняетесь от моих вопросов, нежели отвечаете на них.

Борде. Я ни от чего не уклоняюсь, я вам говорю то, что знаю; я знал бы больше, если бы строение начала пучка мне было так же хорошо известно, как строение отростков, если бы можно было так же легко наблюдать его. Но если я слаб в явлениях частных, то, наоборот, я силен в явлениях общих.

М-ль де Леспинас. А каковы эти общие явления?

Борде. Разум, суждение, воображение, безумие, слабоумие, свирепость, инстинкт.

М-ль де Леспинас. Понимаю. Все эти свойства — только следствия изначального или обусловленного привычкой отношения начала пучка к его разветвлениям.

Борде. Прекрасно. А если ствол, то есть начало, слишком могуч по сравнению с ветвями? Отсюда поэты, артисты, люди, одаренные воображением, малодушные люди, энтузиасты, сумасшедшие. Если он, наоборот, слишком слаб, тогда появляются те люди, которых мы называем зверями, дикими животными. Если же вся система вялая, дряблая, не энергичная? В таком случае появляются слабоумные. Когда, наконец, вся система энергичная, согласованная и хорошо организованная, тогда мы имеем хороших мыслителей, философов, мудрецов.

М-ль де Леспинас. И, смотря по тому, какая тираническая ветвь преобладает,— инстинкт ли в его разнообразных видах у животных или гений, различно проявляющийся у людей,— собака оказывается наделенной обонянием, рыба — слухом, орел — зрением; Д'Аламбер становится геометром, Вокансон — изобретателем машин, Гретри — композитором, Вольтер — поэтом; все это разнообразные следствия того, что один из отростков пучка является более мощным по сравнению со всеми другими и по сравнению с аналогичным отростком у других существ данного вида.

Борде. Привычки берут верх. Старик продолжает любить женщин, а Вольтер все сочиняет трагедии.

(Здесь доктор погрузился в размышления, а м-ль де Леспинас сказала ему:)

М-ль де Леспинас. Доктор, вы грезите?

Борде. Совершенно справедливо.

М-ль де Леспинас. О чем вы грезите?

Борде. Это касается Вольтера.

М-ль де Леспинас. А именно?

Борде. Я размышляю, каким образом возникают великие люди.

М-ль де Леспинас. Ну и как же они возникают?

Борде. Каким образом чувствительность...

М-ль де Леспинас. Чувствительность?

Борде. Или крайняя подвижность некоторых ниточек сплетения оказывается преобладающим свойством посредственностей.

М-ль де Леспинас. Ах! Доктор, какое святотатство!

Борде. Я этого ожидал. Но что такое чувствующее существо? Это существо, отданное в распоряжение диафрагмы. Достаточно трогательного слова, воздействующего на слух, достаточно, чтобы какое-нибудь особое явление поразило глаз, и вот сразу поднимается внутреннее возбуждение, все отростки пучка приходят в волнение, начинается дрожь, человека охватывает ужас, слезы текут, вздохи душат, голос прерывается, начало пучка само не знает, во что оно превращается; нет больше ни хладнокровия, ни разума, ни рассудительности, ни инстинкта, ни сил.

М-ль де Леспинас. Я узнаю себя.

Борде. Если, по несчастью, великий человек оказывается наделенным такими природными склонностями, он безостановочно будет стремиться их ослабить, взять над ними верх, стать хозяином своих душевных движений и сохранить власть над началом пучка. Тогда он сохранит самообладание при величайших опасностях, он сможет рассуждать трезво и здраво. От него не ускользнет ничего, что может послужить его целям, помочь его замыслам; его нелегко будет удивить; когда ему минет сорок пять лет, он уже будет великим королем, великим министром, великим политиком, великим художником, а чаще всего — великим актером, великим философом, великим поэтом, великим композитором, великим медиком; он будет царить над самим собой и в особенности над всем окружающим. У него не будет страха смерти, о котором так возвышенно сказано стоиком, что он подобен узде, которую берет сильный, чтобы вести слабого повсюду, куда он захочет; он разорвет узду и тут же сбросит с себя всякую тиранию.