Поэтому здесь недостает необходимости движения абсолютного к несущественности, равно как и растворения несущественности самой по себе в тождестве; иначе говоря, недостает становления тождества и становления его определений.

Подобным же образом в восточном представлении об эманации абсолютное есть сам себя освещающий свет. Однако он не только освещает себя, но и истекает из себя. Его истечения -это отдаления от его незамутненной ясности; дальнейшие порождения менее совершенны, чем предшествующие, из которых они возникают. Истечение понимается лишь как бедствие (Geschehen), а становление — лишь как нарастающая утрата. Так бытие все больше и больше затемняется, и ночь, отрицательное, есть последнее в линии [эманаций ], которое уже не возвращается к первому свету.

Недостаток рефлексии в себя, характерный для развертывания абсолютного у Спинозы, равно как и для учения об эманации, восполнен Лейбницем в понятии монады. — Односторонности одного философского принципа обычно противопоставляется противоположная односторонность и, как бывает всегда, тотальность наличествует по крайней мере как рассеянная полнота. -монада—это «одно», рефлектированное в себя отрицательное; на тотальность содержания мира; различное многообразное в ей не только исчезло, но и сохранено отрицательным образом (спинозовская субстанция — это единство всякого содержания; но это многообразное содержание мира имеется, как таковое, не в ней, а во внешней для нее рефлексии). Поэтому монада по существу своему — представляющая монада; но в ней, хотя она и конечна, нет никакой пассивности, а изменения и определения в ней — это обнаружения (Manifestationen) ее в ней самой. Она энтелехия; выявлять себя — вот ее собственное действие. — При этом монада также определенна, отлична от других; определенность относится к отдельному содержанию и к способу обнаружения себя. Поэтому монада — это тотальность в себе, по своей субстанции, а не в обнаружении себя. Это ограничение монады необходимо относится не к полагающей самое себя или представляющей монаде, а к ее в-себе-бытию, иначе говоря, это ограничение есть абсолютная граница, предопределение (Predestination), положенное отличной от нее сущностью. Далее, так как ограниченное дано лишь как соотносящееся с другим ограниченным, монада же есть в то же время замкнутое в себе абсолютное, то гармония этих ограничений, а именно соотношение монад друг с другом, имеет место вне их и также предустановлена (prastabiliert) другой сущностью или в себе.

Ясно, что хотя принцип рефлексии-в-себя, составляющий основное определение монады, и устраняет инобытие и вообще воздействие извне, а изменения монады — это ее собственное полагание, однако, с другой стороны, пассивность, [определяемость ] иным, превращается лишь в абсолютный предел, в предел в-себе-бытия. Лейбниц приписывает монадам некоторую завершенность внутри себя, некоего рода самостоятельность; они сотворенные сущности. — При ближайшем рассмотрении их пределов из этого [данного Лейбницем] изложения явствует, что свойственное им обнаружение самих себя есть тотальность формы. В высшей степени важно понятие, согласно которому изменения монады представляются как действия, лишенные всякой пассивности, как обнаружения ее самой, и как существенный принцип выдвигается принцип рефлексии в себя или индивидуации. Далее, конечность необходимым образом признается состоящей в том, что содержание или субстанция отличны от формы и что, далее, субстанция ограниченна, форма же бесконечна. Но следовало бы в понятии абсолютной монады выявить не только абсолютное единство формы и содержания, но и свойство рефлексии отталкивать себя от себя как соотносящуюся с самой собой отрицательность, ввиду чего абсолютная монада есть полагающая и творящая монада. Правда, в лейбницевской системе имеется и дальнейший [вывод ], что Бог — источник существования и сущности монад, т. е. что указанные абсолютные пределы во в-себе-бытии монад — не в себе и для себя сущие пределы, а исчезают в абсолютном. Но в этих определениях проявляются лишь обыденные представления, которые Лейбниц оставляет без философского развития и не возводит в спекулятивные понятия. Таким образом, принцип индивидуализации не получает своего более глубокого обоснования; понятия о различении разных конечных монад и об их отношении к их абсолютному не вытекают из самой этой сущности или вытекают не абсолютным образом, а принадлежат резонирующей, догматической рефлексии и потому не достигли внутренней связности.

Глава вторая

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ (DIE WIRKLICHKEIT)

Абсолютное — это единство внутреннего и внешнего как первое, в-себе-сущее единство. Развертывание (Auslegung) являло себя как внешнюю рефлексию, которая со своей стороны имеет непосредственное как нечто найденное в наличии, но в то же время есть его движение и соотношение с абсолютным и, как таковое, возвращает его в абсолютное и определяет его просто как способ (blofie Art und Weise).