Скачать 53.04 Кбайт
Слушай песню ветра.
– Но если это беспокоит, то лучше врачу показаться.
– Да ладно. Не обращай внимания.
Она закурила вторую сигарету. Потом попыталась рассмеяться, но смех у нее вышел неважный.
– Я тебе первому про это рассказала.
Я взял ее за руку. Рука продолжала мелко дрожать. Между пальцами выступили капли холодного пота.
– А врать-то очень не хотелось на самом деле…
– Я понимаю.
Мы снова замолчали и тихо сидели под звук мелких волн, ударявшихся о мол. Так долго сидели, что и не вспомнить, сколько.
Когда я заметил, что она плачет, то провел пальцем по ее мокрой от слез щеке и обнял за плечи.
Я давно уже не помнил, как пахнет лето. Я соскучился по запаху морской воды и далеким паровым свисткам, по прикосновению девичьей кожи и лимонному аромату волос, по дуновению сумеречного ветра и робким надеждам – соскучился по летнему сну. Однако теперь все было иначе, чем раньше. Все отличия маленькие – а в целом непоправимые. Совсем как калька, навсегда соскользнувшая с оригинала.
36
Чтобы дойти до ее дома, нам потребовалось полчаса.
Вечер стоял замечательный. Поплакав, она чудесным образом повеселела. По пути к ее дому мы заходили во все магазины подряд и покупали всякую дребедень. Мы купили земляничную зубную пасту, цветастое пляжное полотенце, несколько датских мозаичных панно, шестицветный набор шариковых ручек и, таща все это в гору, иногда останавливались, чтобы оглянуться на порт.
– А машину ты так и бросил?
– Потом заберу.
– А завтра утром не поздно?
– Да без разницы!
Остаток пути мы проделали, не торопясь.
– Не хочу сегодня оставаться одна, – сказала она, обращаясь к булыжникам мостовой.
Я кивнул.
– Только ты ведь тогда ботинки почистить не сможешь?
– Ничего, пусть сам иногда чистит.
– Интересно, почистит или нет?
– А как же? Он у меня человек долга!
* * *
Ночь была тихая.
Медленно ворочаясь, она уткнулась носом в мое правое плечо.
– Холодно.
– Как это "холодно"? Тридцать градусов!
– Не знаю. Холодно, и все.
Я подобрал сброшенное к ногам одеяло и укутал ее по плечи. Она вся тряслась мелкой дрожью.
– Плохо себя чувствуешь?
Она мотнула головой:
– Мне страшно.
– Страшно чего?
– Всего. А тебе не страшно?
– Абсолютно.
Она помолчала – будто взвешивая мой ответ на ладони.
– Хочешь секса?
– Угу.
– Извини. Сегодня нельзя.
Я молча кивнул, не выпуская ее из объятий.
– Мне только что операцию сделали.
– Аборт?
– Да.
Она ослабила руку, которой обнимала меня за спину, и кончиком пальца начертила несколько кружочков у меня на плече.
– Странно… Ничего не помню.
– Да?..
– Это я про того парня. Совершенно забыла. Даже лица не вспомнить.
Я погладил ее по волосам.
– А казалось, что влюбилась. Правда, недолго. Ты когда-нибудь влюблялся?
– Ага.
– И лицо помнишь?
Я попытался вспомнить лица трех своих девчонок. Удивительное дело – отчетливо не вспоминалось ни одно.
– Нет, – сказал я.
– Странно, правда? Интересно, почему?
– Наверное, так удобнее.
Не поднимая головы с моей голой груди, она покивала.
– Слушай, если тебе очень хочется, может, мы это как-нибудь по-другому?..
– Не надо. Ничего страшного.
– Правда?
– Угу.
Она снова обняла меня покрепче. Ее сосок ощущался у меня под ложечкой. До смерти захотелось пива.
– Как несколько лет назад пошло все наперекосяк – так и до сих пор.
– "Несколько" – это сколько?
– Двенадцать. Или тринадцать. С тех пор, как отец заболел. Из того времени больше ничего и не помню. Одна сплошная гадость. Все время у меня злой ветер над головой.
– Ветер меняет направление.
– Ты правда так думаешь?
– Ну, он же должен его когда-нибудь менять!
На какое-то время она замолчала – как пустыня, вобравшая в свой сухой песок все мои слова и оставившая меня с одной горечью во рту.
– Я несколько раз пыталась начать думать так же. Но никак не получалось. И влюбиться пробовала, и просто стать терпеливее. Не получается – и все тут… Больше ни о чем не говоря, мы лежали с ней в обнимку. Ее голова была у меня на груди, а губы касались моего соска. Она долго не шевелилась – как будто уснула. Она молчала долго. Очень долго. Я то дремал, то смотрел в темный потолок.
– Мама…
Она сказала это шепотом, как будто ей что-то приснилось. Она спала.
37
Привет, как дела? Говорит радио "Эн-И-Би", программа "Попс по заявкам". Снова пришел субботний вечер. Два часа – и уйма отличной музыки. Кстати, лето вот-вот кончится. Как оно вам? Хорошо вы его провели?
Сегодня, перед тем, как поставить первую пластинку, я познакомлю вас с одним письмом, которое мы недавно получили. Зачитываю.
"Здравствуйте.
Я каждую неделю с удовольствием слушаю вашу передачу.
– Да ладно. Не обращай внимания.
Она закурила вторую сигарету. Потом попыталась рассмеяться, но смех у нее вышел неважный.
– Я тебе первому про это рассказала.
Я взял ее за руку. Рука продолжала мелко дрожать. Между пальцами выступили капли холодного пота.
– А врать-то очень не хотелось на самом деле…
– Я понимаю.
Мы снова замолчали и тихо сидели под звук мелких волн, ударявшихся о мол. Так долго сидели, что и не вспомнить, сколько.
Когда я заметил, что она плачет, то провел пальцем по ее мокрой от слез щеке и обнял за плечи.
Я давно уже не помнил, как пахнет лето. Я соскучился по запаху морской воды и далеким паровым свисткам, по прикосновению девичьей кожи и лимонному аромату волос, по дуновению сумеречного ветра и робким надеждам – соскучился по летнему сну. Однако теперь все было иначе, чем раньше. Все отличия маленькие – а в целом непоправимые. Совсем как калька, навсегда соскользнувшая с оригинала.
36
Чтобы дойти до ее дома, нам потребовалось полчаса.
Вечер стоял замечательный. Поплакав, она чудесным образом повеселела. По пути к ее дому мы заходили во все магазины подряд и покупали всякую дребедень. Мы купили земляничную зубную пасту, цветастое пляжное полотенце, несколько датских мозаичных панно, шестицветный набор шариковых ручек и, таща все это в гору, иногда останавливались, чтобы оглянуться на порт.
– А машину ты так и бросил?
– Потом заберу.
– А завтра утром не поздно?
– Да без разницы!
Остаток пути мы проделали, не торопясь.
– Не хочу сегодня оставаться одна, – сказала она, обращаясь к булыжникам мостовой.
Я кивнул.
– Только ты ведь тогда ботинки почистить не сможешь?
– Ничего, пусть сам иногда чистит.
– Интересно, почистит или нет?
– А как же? Он у меня человек долга!
* * *
Ночь была тихая.
Медленно ворочаясь, она уткнулась носом в мое правое плечо.
– Холодно.
– Как это "холодно"? Тридцать градусов!
– Не знаю. Холодно, и все.
Я подобрал сброшенное к ногам одеяло и укутал ее по плечи. Она вся тряслась мелкой дрожью.
– Плохо себя чувствуешь?
Она мотнула головой:
– Мне страшно.
– Страшно чего?
– Всего. А тебе не страшно?
– Абсолютно.
Она помолчала – будто взвешивая мой ответ на ладони.
– Хочешь секса?
– Угу.
– Извини. Сегодня нельзя.
Я молча кивнул, не выпуская ее из объятий.
– Мне только что операцию сделали.
– Аборт?
– Да.
Она ослабила руку, которой обнимала меня за спину, и кончиком пальца начертила несколько кружочков у меня на плече.
– Странно… Ничего не помню.
– Да?..
– Это я про того парня. Совершенно забыла. Даже лица не вспомнить.
Я погладил ее по волосам.
– А казалось, что влюбилась. Правда, недолго. Ты когда-нибудь влюблялся?
– Ага.
– И лицо помнишь?
Я попытался вспомнить лица трех своих девчонок. Удивительное дело – отчетливо не вспоминалось ни одно.
– Нет, – сказал я.
– Странно, правда? Интересно, почему?
– Наверное, так удобнее.
Не поднимая головы с моей голой груди, она покивала.
– Слушай, если тебе очень хочется, может, мы это как-нибудь по-другому?..
– Не надо. Ничего страшного.
– Правда?
– Угу.
Она снова обняла меня покрепче. Ее сосок ощущался у меня под ложечкой. До смерти захотелось пива.
– Как несколько лет назад пошло все наперекосяк – так и до сих пор.
– "Несколько" – это сколько?
– Двенадцать. Или тринадцать. С тех пор, как отец заболел. Из того времени больше ничего и не помню. Одна сплошная гадость. Все время у меня злой ветер над головой.
– Ветер меняет направление.
– Ты правда так думаешь?
– Ну, он же должен его когда-нибудь менять!
На какое-то время она замолчала – как пустыня, вобравшая в свой сухой песок все мои слова и оставившая меня с одной горечью во рту.
– Я несколько раз пыталась начать думать так же. Но никак не получалось. И влюбиться пробовала, и просто стать терпеливее. Не получается – и все тут… Больше ни о чем не говоря, мы лежали с ней в обнимку. Ее голова была у меня на груди, а губы касались моего соска. Она долго не шевелилась – как будто уснула. Она молчала долго. Очень долго. Я то дремал, то смотрел в темный потолок.
– Мама…
Она сказала это шепотом, как будто ей что-то приснилось. Она спала.
37
Привет, как дела? Говорит радио "Эн-И-Би", программа "Попс по заявкам". Снова пришел субботний вечер. Два часа – и уйма отличной музыки. Кстати, лето вот-вот кончится. Как оно вам? Хорошо вы его провели?
Сегодня, перед тем, как поставить первую пластинку, я познакомлю вас с одним письмом, которое мы недавно получили. Зачитываю.
"Здравствуйте.
Я каждую неделю с удовольствием слушаю вашу передачу.
|
|