Скачать 23.03 Кбайт
УМЕРКИ ЛЮБВИ (Судьба любви в техническом мире)
Нас ждут новые танцы и моды, соответствующие этой ментальности. А секс из доминирующего фактора, который определял наши сны и желания, станет просто одной из многих потребностей организма" (7).
Это не собственное открытие модного писателя. В западной постмодернистской литературе после объявления о конце всего, в том числе себя, более десяти лет говорят о "нулевом уровне сексуальности", "сексе без секреции и тела" и все громче звучит "реквием по сексуальности", что частично объяснимо пресыщенностью определенного слоя лиц, их суетным желанием эпатировать публику, но с другой стороны, именно к такому результату ведет практика парасексуализма. Вслед за смертью традиционного секса умирает и лишенный природного смысла интерес к другому человеку. В любых ситуациях. Двигаются рядом как размагнитившиеся куски железа. Это называется "бесконтактная цивилизация". Самым главным препятствием для любви является отсутствие препятствий, говорили когда-то французы. Свобода реализации всех половых желаний ведет к измельчению и опошлению чувств, к их инфляции. Дело дошло до "fast love" (быстрой любви) как "fast food" (быстрого питания), установки бракоразводных автоматов (в течение 10 мин) и "медицинского секса". Пропагандируются особые позы для лечения простатита, почек, желудка и других внутренних органов. С целью укрепления иммунитета рекомендуется выделять "дни мастурбации" (больше его нечем укрепить. Куда смотрит Тот, кто "есть Любовь": хотя бы их громом убило). Подавляемые культом эгоизма, оттесняемые на задний план денежно-карьерными целями, окруженные все более искусственным бытом, половые отношения теряют привлекательность, перестают быть ценностью. Психика притупляется и "организм не требует". Наступает своего рода сексуальная энтропия, запрос на компенсацию которой принимают незаконнные и узаконенные биопсихостимуляторы.
Любовь как духовное состояние в подобной среде становится анахронизмом. Вспоминать о ней почти неприлично. Ее обесценивание было критериальным признаком победы постмодернизма, точнее, посткультуры. "Постмодернизм, - писал один из его первыхпереносчиков на российскую почву, - это ирония искушенного человека, который понимает, что секс важнее сублимации" (8). Как видим, автор удачно избежал парадокса лжеца, не произнеся отрицаемого слова. Сейчас, лишив всякого содержания, его беспощадно треплет масскультура, а в элитарных слоях оно жестко табуировано. Как сами любовные переживания. "Заниматься любовью" иногда все-таки нужно, полезно, но влюбиться - значит попасть в "эмоциональное рабство", что уже глупо. Вот отношение к еще недавно высшей ценности духа. В традиционной культуре - немыслимое. Если в начале ХХ века кризис любви усматривали в ее сведении к сексуальности и эротизму, то особенность начала ХХ века в том, что сводить становится больше не к чему. Нечего сублимировать - таков итог парасексуальной революции, среди тех, кто ею захвачен, на территориях, по которым она прокатилась.
3.Гендер как социальный конструкт одномерного человека.
Эрозия фундамента жизни, ведущая к возникновению мира безлюбви и страстей, без святых и героев, мира озабоченных автоматов или самодовольных потребителей, не результат чьей-то злой воли, а следствие нарастания абиотических тенденций в развитии цивилизации, подавления природы культурой и техникой. Природы внешней, что выражается в экологическом кризисе, и внутренней, человеческой телесности, что ведет к кризису антропологическому. Сначала культурой как совокупностью норм и целей, которая форм/ир/овала естество, организуя и сублимируя его, а потом культурой как технологией, которая его деформ/ир/ует, загоняет "в подполье", превращая в материал для искусственного. Отказавшись от слова любовь, постмодернистский дискурс избегает и слова природа, используя вместо него эвфемизмы и отрицательные определения, например, "unmade" (готовое, не сделанное). Наконец, очередь "лишения имен" дошла до пола. В литературе по социальной проблематике его вытесняет "гендер". (В прошедшей переписи населения наглядно обнаружилось отставание практики от теории: спрашивали пол, вместо того, чтобы интересоваться сексуальными ориентациями и гендером. Извольте ждать теперь следующей переписи).
Это не просто замена термина. Возникло новое понятие, хотя не очень понятное, потому что претендуя на теоретический статус, оно скоре выражает "настроение", духовную потребность части человеческого сообщества, прежде всего женской, избавиться от социальных последствий принадлежности к своему полу. А он с трудом отпускает. Отсюда противоречивость, двусмысленность данного понятия. Сопротивляются факты, история, методология. Как радикальный выход в феминизме было провозглашено право на "женскую науку", на гендерный подход ко всему. Тогда открывается возможность писать что хочется, что помогает изживать комплексы. Это разрешается идеологией постмодернизма, переквалифицирующей теоретическую деятельность в литературу, то есть придающей ей статус самовыражения.
Это не собственное открытие модного писателя. В западной постмодернистской литературе после объявления о конце всего, в том числе себя, более десяти лет говорят о "нулевом уровне сексуальности", "сексе без секреции и тела" и все громче звучит "реквием по сексуальности", что частично объяснимо пресыщенностью определенного слоя лиц, их суетным желанием эпатировать публику, но с другой стороны, именно к такому результату ведет практика парасексуализма. Вслед за смертью традиционного секса умирает и лишенный природного смысла интерес к другому человеку. В любых ситуациях. Двигаются рядом как размагнитившиеся куски железа. Это называется "бесконтактная цивилизация". Самым главным препятствием для любви является отсутствие препятствий, говорили когда-то французы. Свобода реализации всех половых желаний ведет к измельчению и опошлению чувств, к их инфляции. Дело дошло до "fast love" (быстрой любви) как "fast food" (быстрого питания), установки бракоразводных автоматов (в течение 10 мин) и "медицинского секса". Пропагандируются особые позы для лечения простатита, почек, желудка и других внутренних органов. С целью укрепления иммунитета рекомендуется выделять "дни мастурбации" (больше его нечем укрепить. Куда смотрит Тот, кто "есть Любовь": хотя бы их громом убило). Подавляемые культом эгоизма, оттесняемые на задний план денежно-карьерными целями, окруженные все более искусственным бытом, половые отношения теряют привлекательность, перестают быть ценностью. Психика притупляется и "организм не требует". Наступает своего рода сексуальная энтропия, запрос на компенсацию которой принимают незаконнные и узаконенные биопсихостимуляторы.
Любовь как духовное состояние в подобной среде становится анахронизмом. Вспоминать о ней почти неприлично. Ее обесценивание было критериальным признаком победы постмодернизма, точнее, посткультуры. "Постмодернизм, - писал один из его первыхпереносчиков на российскую почву, - это ирония искушенного человека, который понимает, что секс важнее сублимации" (8). Как видим, автор удачно избежал парадокса лжеца, не произнеся отрицаемого слова. Сейчас, лишив всякого содержания, его беспощадно треплет масскультура, а в элитарных слоях оно жестко табуировано. Как сами любовные переживания. "Заниматься любовью" иногда все-таки нужно, полезно, но влюбиться - значит попасть в "эмоциональное рабство", что уже глупо. Вот отношение к еще недавно высшей ценности духа. В традиционной культуре - немыслимое. Если в начале ХХ века кризис любви усматривали в ее сведении к сексуальности и эротизму, то особенность начала ХХ века в том, что сводить становится больше не к чему. Нечего сублимировать - таков итог парасексуальной революции, среди тех, кто ею захвачен, на территориях, по которым она прокатилась.
3.Гендер как социальный конструкт одномерного человека.
Эрозия фундамента жизни, ведущая к возникновению мира безлюбви и страстей, без святых и героев, мира озабоченных автоматов или самодовольных потребителей, не результат чьей-то злой воли, а следствие нарастания абиотических тенденций в развитии цивилизации, подавления природы культурой и техникой. Природы внешней, что выражается в экологическом кризисе, и внутренней, человеческой телесности, что ведет к кризису антропологическому. Сначала культурой как совокупностью норм и целей, которая форм/ир/овала естество, организуя и сублимируя его, а потом культурой как технологией, которая его деформ/ир/ует, загоняет "в подполье", превращая в материал для искусственного. Отказавшись от слова любовь, постмодернистский дискурс избегает и слова природа, используя вместо него эвфемизмы и отрицательные определения, например, "unmade" (готовое, не сделанное). Наконец, очередь "лишения имен" дошла до пола. В литературе по социальной проблематике его вытесняет "гендер". (В прошедшей переписи населения наглядно обнаружилось отставание практики от теории: спрашивали пол, вместо того, чтобы интересоваться сексуальными ориентациями и гендером. Извольте ждать теперь следующей переписи).
Это не просто замена термина. Возникло новое понятие, хотя не очень понятное, потому что претендуя на теоретический статус, оно скоре выражает "настроение", духовную потребность части человеческого сообщества, прежде всего женской, избавиться от социальных последствий принадлежности к своему полу. А он с трудом отпускает. Отсюда противоречивость, двусмысленность данного понятия. Сопротивляются факты, история, методология. Как радикальный выход в феминизме было провозглашено право на "женскую науку", на гендерный подход ко всему. Тогда открывается возможность писать что хочется, что помогает изживать комплексы. Это разрешается идеологией постмодернизма, переквалифицирующей теоретическую деятельность в литературу, то есть придающей ей статус самовыражения.
|
|