Целостное выяснение его природы требует, конечно, самостоятельного исследования. К сожалению, этим термином иногда злоупотребляют в философской литературе, особенно умы, не привыкшие к дифференцированному мышлению и стремящиеся построить «систему» на основе единого термина со смутным содержанием.

(5). Здесь возникает сложный вопрос: откуда взять материал для этих логических определений? Ведь положительное право очень часто пользуется юридическими терминами, не определяя их, так, как если бы их значение «само собою» разумелось и было известно каждому. Высокое развитие научной теории и правосознания делает излишним чрезмерное перегружение норм логическими дефинициями: законодатель (но не научный комментатор) может считать, что многие термины уже_установлены в науке и усвоены народным правосознанием в их устойчивом и определенном значении. И тем не менее следует признать, что право тем совершеннее в формальном отношении, чем более оно продумано и чем более прямых определений содержится в его нормах, ибо в научной теории всегда остается спорное, а в правосознании - неустойчивое и подверженное влиянию частного интереса. Это не значит, что право должно исчерпывающе предусмотреть и педантически регламентировать все единичные детали жизни; нет, здесь всегда будет многое предоставлено на усмотрение правосознания правоприменяющего субъекта. Но то, что сказано и установлено в норме, - должно быть раскрыто и фиксировано в ней недвусмысленно.

(6). Это относится и к нормам «обычного права», возникающим в тот момент, когда право -применяющий орган формулирует, признает обязательным и применяет простой обычай правового общения.

(7). Это воззрение, обнаруживающее глубокий недуг русского правосознания, было выдвинуто и развито проф. Л.И. Петражицким. Яркий и отчетливый дескриптивный анализ правового переживания составляет непреходящую заслугу его произведений; однако этот анализ совершенно не является исчерпывающим и умалчивает о главном: о переживании объективных элементов права. Автор отстаивает последовательно релятивизм в пониманнии права и осуществляет личный субъективизм в понимании опыта; в результате этого правосознание превращается у него в эмоциональное воображение о праве; смысл и ценность как самостоятельные предметы не рассматриваются вовсе, и дефекты личного правового и философского опыта получают принципиально-теоретическое истолкование. Все это заставляет признать, что научное преодоление его теории необходимо для верном и творческого развития русского правосознания.

(8). Такой опыт может и должен быть приобретен не только в правосознании и для правосознания, но и в других сферах, имеющих дело с объективно-значащими предметами. Такова прежде всего религия; далее - теория познания, исследующая природу истины и познавательной очевидности, этика, исследующая природу добра и совести, и эстетика, исследующая природу красоты и художественного вкуса. Душа, обладающая такой философской культурой, имеет готовую основу для зрелого правосознания, и в этом обнаруживается, между прочим, значение философской культуры в деле развития и роста истинного правосознания.

(9). «Положительное правосознание», т.е. предметное переживание положительного права, отличается и здесь, и в дальнейшем от естественного правосознания, однако не потому, что эти два сознания противоположны и несовместимы; напротив: естественное правосознание, как обнаруживается далее, составляет глубочайшую основу положительного правосознания.

(10). Право как совокупность норм вообще не подлежит временному изменению и развитию. Когда говорят о развитии права, то под этим следует разуметь: 1) или развитие правосознания и изменение разумения правовых норм (реальный процесс, протекающий во времени), 2) или же отмену старой правовой нормы и установление новой, заменяющей ее (идеально-ценностное обстояние, обусловленное временными событиями). Я пытался поставить эту проблему в статье «Понятия права и силы».

(11). О противоречии между теорией права и положительным правом в Риме подробные данные сообщает И-Д. Покровский в своем труде «История Римского права». СПб., 1913, стр. 174, 285-298.

(12). Постановку и освещение вопроса о кризисе современного политического правосознания дает П.И. Новгородцев в своем труде «Кризис современного правосознания». М. 1909, особенно на стр. 1, 5, 13, 15, 16, 392, 393.

(13). Срв. Устав Уголовного Судопроизводства (в дореволюционной России), сост. Шрамченко и Ширковым, изд. б. 1913 г., ст. 804, доп. 1. 2. 3., стр. 809 и 810.

(14). См. там же стр. 804, доп. 2

(15). См. главу пятую. и 4

(16). См. мой опыт «Основное нравственное противоречие войны». Вопросы Философии и Психологии. 1915. Книга 5.

(17). См. главу шестую.