Скачать 7.89 Кбайт
От науки к литературе. Нельзя изречь свою мысль, не осмысляя свою речь
Таким образом, для структурализма, который сям порожден (...'i.n;¦;! чз моделей языка. .!iiieparvi.;i, как продукт языка, ик.чзыьается предметом нс просго близким, а единосущным. Такое совпадение не исключает, однако, некоторых затруднении и даже внутреннего раскола, связанного с тем, стремится ли структурализм сохранять по отношению к своему объекту научную дистанцию или же, напротив, готов загубить свою аналитичность, растворив ее в бесконечности языка, носительницей которой в настоящее время является литература;
словом, вопрос в том, желает ли структурализм быть наукой или письмом.
Структурализм-наука, можно сказать, Lвстречается с самим собой¦ на всех уровнях литературного произведения. Прежде всего, на уровне содержания, точнее, формы содержания, ибо он стремится описать Lязык¦ рассказываемых историй, их составные части и единицы, логику сочленения тех и других, одним словом, общую мифологию, к которой принадлежит любое литературное произведение. Далее, на уровне дискурсивных форм: в силу своего метода структурализм обращает особое внимание на рубрики, разряды, распределение единиц; главная его цель-таксономия, то есть дистрибутивная модель, которая неизбежно обнаруживается во всем, что создано человеком (будь то книга или социальный институт), ибо без классификации нет и культуры. Что же касается дискурса, то есть сверхфразового единства слов, то его формы организации те же, что и у фразы,- это тоже классификация, причем классификация значимая; здесь у литературного структурализма есть славный родоначальник, чью историческую роль обычно недооценивают и очерняют по мотивам идеологического характера,- Риторика, эта впечатляющая попытка целой культуры проанализировать и упорядочить формы речи, сделать мир языка понятным для ума. И наконец, на уровне слов: у фразы есть не только буквальный, денотативный смысл; она полна и дополнительных значений. LЛитературное¦ слово - это одновременно и отсылка к культурной традиции, и реализация риторической модели, оно содержит намеренную смысловую неоднозначность и в то же время является простой денотативной единицей; оно обладает пространственной глубиной, и в этом-то пространстве работает структурный анализ, чья задача гораздо тире, нежели у прежней стилистики, целиком основанной на ложной идее Lвыразительности¦. Итак, на всех'своих уровнях-на уровне сюжета, дискурса и слова - литературное произведение предстает для структуралиста как структура, всецело подобная структуре самого языка (это все более подтверждается новейшими исследованиями); структурализм, возникнув из лингвистики, встречается в лице литературы с предметом, который сам возник из языка. Отсюда ясно, почему в структурализме предпринимаются попытки создать науку о литературе, точнее лингвистику дискурса; ее объектом будет Lязык¦ литературных форм, рассматриваемых на многих уровнях. Подобный замысел весьма нов, так как до сих пор Lнаучный¦ подход к литературе был принадлежностью лишь сугубо периферийных дисциплин, таких, как история произведений, писателей и школ или же история текстов (филология).
При всей своей новизне данный замысел все же неудовлетворителен - во всяком случае, недостаточен. Он не затрагивает дилемму, о которой сказано выше и которая аллегорически выражается в оппозиции науки и литературы - в том смысле, что литература берет на себя ответственность за свой собственный язык (под названием Lписьма¦), наука же от этого уклоняется, делая вид, что считает его не более чем орудием. Проще говоря, структурализму суждено остаться всего лишь еще одной Lнаукой¦ (каких рождает по нескольку каждое столетие, и некоторые из них недолговечны), если главным его делом не станет подрыв самого языка науки, то есть если он не сумеет Lнаписать себя¦: да и как ему не поставить под вопрос сам язык, служащий ему для познания языка? Логическое продолжение структурализма может состоять лишь в том, чтобы воссоединиться с литературой не просто как с Lобъектом¦ анализа, но и в самом акте письма, чтобы устранить заимствованное из логики разграничение, объявляющее про изведение литературы языком-объектом, а науку - метаязыком; это значит подвергнуть риску иллюзорную привилегию науки на владение бесправным языком-рабом
Итак, структуралисту предстоит превратиться в Lписателя¦ -- но вовсе не затем, чтобы чтить и отправлять обряды Lизящного стиля¦, а дабы заново обратиться к насущным проблемам всякой речевой деятельности, поскольку ее более не окутывает благостное облако иллюзий реалистического свойства, представляющих язык в виде простого посредника мысли. Для такого превращения - откровенно говоря, пока что оно остается скорее в области теории - нужно прояснить (или признать) несколько обстоятельств. Прежде всего, приходится иначе, чем в золотые времена позитивизма, осмыслить отношения субъективности и объективности, или, если угодно, место субъекта в процессе его работы. Нам все уши прожужжали разговорами об объективности и строгости - двух непременных атрибутах ученого; на самом деле эти качества но сути своей предназначены для предварительных операций, они необходимы при работе, и здесь нет никаких причин относиться к ним с недоверием или отбрасывать их вообще.
словом, вопрос в том, желает ли структурализм быть наукой или письмом.
Структурализм-наука, можно сказать, Lвстречается с самим собой¦ на всех уровнях литературного произведения. Прежде всего, на уровне содержания, точнее, формы содержания, ибо он стремится описать Lязык¦ рассказываемых историй, их составные части и единицы, логику сочленения тех и других, одним словом, общую мифологию, к которой принадлежит любое литературное произведение. Далее, на уровне дискурсивных форм: в силу своего метода структурализм обращает особое внимание на рубрики, разряды, распределение единиц; главная его цель-таксономия, то есть дистрибутивная модель, которая неизбежно обнаруживается во всем, что создано человеком (будь то книга или социальный институт), ибо без классификации нет и культуры. Что же касается дискурса, то есть сверхфразового единства слов, то его формы организации те же, что и у фразы,- это тоже классификация, причем классификация значимая; здесь у литературного структурализма есть славный родоначальник, чью историческую роль обычно недооценивают и очерняют по мотивам идеологического характера,- Риторика, эта впечатляющая попытка целой культуры проанализировать и упорядочить формы речи, сделать мир языка понятным для ума. И наконец, на уровне слов: у фразы есть не только буквальный, денотативный смысл; она полна и дополнительных значений. LЛитературное¦ слово - это одновременно и отсылка к культурной традиции, и реализация риторической модели, оно содержит намеренную смысловую неоднозначность и в то же время является простой денотативной единицей; оно обладает пространственной глубиной, и в этом-то пространстве работает структурный анализ, чья задача гораздо тире, нежели у прежней стилистики, целиком основанной на ложной идее Lвыразительности¦. Итак, на всех'своих уровнях-на уровне сюжета, дискурса и слова - литературное произведение предстает для структуралиста как структура, всецело подобная структуре самого языка (это все более подтверждается новейшими исследованиями); структурализм, возникнув из лингвистики, встречается в лице литературы с предметом, который сам возник из языка. Отсюда ясно, почему в структурализме предпринимаются попытки создать науку о литературе, точнее лингвистику дискурса; ее объектом будет Lязык¦ литературных форм, рассматриваемых на многих уровнях. Подобный замысел весьма нов, так как до сих пор Lнаучный¦ подход к литературе был принадлежностью лишь сугубо периферийных дисциплин, таких, как история произведений, писателей и школ или же история текстов (филология).
При всей своей новизне данный замысел все же неудовлетворителен - во всяком случае, недостаточен. Он не затрагивает дилемму, о которой сказано выше и которая аллегорически выражается в оппозиции науки и литературы - в том смысле, что литература берет на себя ответственность за свой собственный язык (под названием Lписьма¦), наука же от этого уклоняется, делая вид, что считает его не более чем орудием. Проще говоря, структурализму суждено остаться всего лишь еще одной Lнаукой¦ (каких рождает по нескольку каждое столетие, и некоторые из них недолговечны), если главным его делом не станет подрыв самого языка науки, то есть если он не сумеет Lнаписать себя¦: да и как ему не поставить под вопрос сам язык, служащий ему для познания языка? Логическое продолжение структурализма может состоять лишь в том, чтобы воссоединиться с литературой не просто как с Lобъектом¦ анализа, но и в самом акте письма, чтобы устранить заимствованное из логики разграничение, объявляющее про изведение литературы языком-объектом, а науку - метаязыком; это значит подвергнуть риску иллюзорную привилегию науки на владение бесправным языком-рабом
Итак, структуралисту предстоит превратиться в Lписателя¦ -- но вовсе не затем, чтобы чтить и отправлять обряды Lизящного стиля¦, а дабы заново обратиться к насущным проблемам всякой речевой деятельности, поскольку ее более не окутывает благостное облако иллюзий реалистического свойства, представляющих язык в виде простого посредника мысли. Для такого превращения - откровенно говоря, пока что оно остается скорее в области теории - нужно прояснить (или признать) несколько обстоятельств. Прежде всего, приходится иначе, чем в золотые времена позитивизма, осмыслить отношения субъективности и объективности, или, если угодно, место субъекта в процессе его работы. Нам все уши прожужжали разговорами об объективности и строгости - двух непременных атрибутах ученого; на самом деле эти качества но сути своей предназначены для предварительных операций, они необходимы при работе, и здесь нет никаких причин относиться к ним с недоверием или отбрасывать их вообще.
|
|