Никто не бывает настолько удачлив, чтобы его смерть не вызвала в ком-либо из окружающих чувства злой радости. Пусть он был превосходным и мудрым человеком – все же найдется в конце концов кто-нибудь, кто про себя скажет: "Наконец-то мы можем вздохнуть свободно, избавившись от этого наставника. Правда, он никому из нас не был в тягость, но все же мы чувствовали, что он втайне осуждает нас". Вот что скажут о превосходном человеке. Что же касается нас, то сколько в нас других свойств, которые побуждают многих желать избавления от нас? Подумав об этом в смертный час, ты с большею легкостью расстанешься с жизнью, сказавши себе: "Я расстаюсь с той Жизнью, в которой даже самые близкие мне люди, для которых я положил столько трудов, о которых так горячо молился и заботился, даже они желают моего устранения, надеясь на то, что это, быть может, принесет им какое-нибудь облегчение. Какой же смысл кому бы то ни было желать более продолжительного пребывания в жизни?" Все это однако не должно побудить тебя относиться к окружающим при расставании менее благожелательно: оставаясь верным своему характеру, относись к ним дружески, благосклонно, кротко. С другой стороны, не расставайся с ними и так, точно тебя отрывают от них, но пусть это твое расставание будет подобно безболезненному отделению души от тела при хорошей смерти. Ведь и с ними спаяла и связала тебя природа. Теперь же она разлучает нас. И я расстаюсь с ними, как с родными, но не упираюсь и не оказываю сопротивления – ибо и эта разлука одно из действий природы.

Приучай себя при всяком, по возможности, действии другого человека задаваться вопросом о цели, которую он думает достичь этим действием. Начни с самого себя и исследуй прежде всего самого себя.

Помни о том, что все, руководящее тобою, таится внутри тебя самого. Здесь – дар слова, здесь – жизнь, здесь, если хочешь знать, весь человек. Никогда не отождествляй с этим облекающую его оболочку и присущие ей органы. Они подобны плотничьему топору, различаясь только тем, что даны нам от природы. И будь эти части лишены движущей и сдерживающей их причины, от них было бы не больше пользы, чем от веретена для ткача, от пера для пишущего, от бича для возницы.

--------------------------------------------------------------------------------


ОДИННАДЦАТАЯ КНИГА



Свойства разумной души: она созерцает самое себя, анализирует себя, делает себя такой, какой желает, сама пользуется приносимым ею плодом (в то время как плодами растений и порождениями животных пользуются другие). Она достигает свойственной ей цели, когда бы ни был положен предел жизни. При пляске, сценическом представлении и тому подобном, всякая помеха лишает законченности всю деятельность. Не так здесь: в какой бы части и в каком бы месте ни была прервана деятельность разумной души, она исполняет свое предназначение полностью и без нехваток, так что может сказать: "Я взяла свое". Разумная душа облетает, далее, весь мир и окружающую его пустоту, исследует его форму, проникает в беспредельную вечность, постигает периодическое возрождение Целого и понимает, и сознает, что наши потомки не увидят ничего нового, как и наши предки не видели ничего сверх того, что видим мы, но что человек, достигший сорока лет, если он обладает хоть каким-нибудь разумом, в силу общего единообразия некоторым образом уже видел все прошедшее и все должное быть. Разумной душе свойственны и любовь к ближним, и истина, и. скромность; она ничего не ставит выше себя, что свойственно и закону. Таким образом, нет никакой разницы между правым разумом и разумом справедливости.

Ты будешь относиться с презрением к веселой песне, к танцам, ко всем видам борьбы, если разделишь всю мелодию на отдельные звуки и относительно каждого задашь себе вопрос: "Не перед ним ли я не могу устоять?" Ведь ты постыдишься ответить утвердительно. Поступай соответственно этому с танцами, относительно отдельных движений и положений, равно как и с борьбой во всех ее видах. Помни, что во всем, за исключением добродетели и ее действий, следует переходить к рассмотрению частей и из их анализа черпать презрение к целому. Примени то же самое и ко всей жизни.

Душе, готовой ко всему, не трудно будет, если понадобится, расстаться с телом, все равно – ждет ли ее угашение, рассеяние или новая жизнь. Но эта готовность должна корениться в собственном суждении, проявляя себя не со слепым упорством, как у христиан, а рассудительностью, серьезностью и отсутствием рисовки: только тогда она убедительна и для других.

Я сделал что-нибудь для общего блага? Следовательно, я принес пользу самому себе. Никогда не расставайся с этой мыслью и не отказывайся от нее ни в каком положении.

В чем твое искусство? В том, чтобы быть хорошим. Но разве достигнешь ты в нем совершенства иначе, нежели с помощью познания как о природе Целого, так и об особом строе человека?

Первоначально трагедии должны были напоминать зрителям о том, что известные события по природе своей происходят известным образом, и о том, что развлекающее их на сцене не должно быть тягостным для них и на большей сцене – в жизни.