Тогда в контрпереносе психоаналитик чувствует, как в одной фазе лечения он воспринимается возвышенным, идеализированным, являясь предметом восхищения, в то время, как в другой — он становится объектом разрушительных нападок и язвительного обесценивания.
Если осторожно конвертировать бессознательные процессы, такие, как идеализация, обесценивание, идентификация, агрессия, самопожертвование и связанные с ними страхи, в сознание, то можно добиться улучшения и при депрессивных психозах.
Вероятность успеха будет тем больше, если соотношение между пережитым в детском возрасте хорошим обращением и неуважительным неприятием в дальнейшем бросается в глаза не слишком резко. Кроме того, благоприятным условием можно считать способность больного поддерживать и сохранять новое, созданное во время лечения обращение. а не разрушать его снова в результате неизбежной агрессии разочарования.
Если же соотношение между приобретенным из опыта обращением и презрением наоборот неблагоприятно, то тогда становится ясно, отчего многие депрессивные больные желают пресечь муку самоубийством. Ясно, что в результате самоубийства вместе со страданием прекращается и жизнь. Поэтому здесь трудно утверждать какое-либо легкомыслие со стороны самоубийцы. Ясно и другое: если поддерживать интенсивное общение и пытаться при этом понять этих людей с суицидными идеями, то многих из них можно уберечь от самоубийства. К сожалению, зачастую времени не хватает именно тогда, когда необходима помощь. Это осложняется еще и тем, что врачи, лечащие пациентов с суицидными тенденциями, не готовы к взаимодействию с психическими проблемами суицидного больного. Психоаналитики же, способные это делать, не имеют возможности контакта, в частности, из-за своих обязанностей перед другими пациентами, которых они уже лечат.
В жестких самоубийственных действиях, таких, как попытки застрелиться или повеситься, в значительной степени преобладает самоагрессия. При мягких самоубийствах, например, с помощью снотворных таблеток, отчаявшиеся люди бегут от невыносимой ситуации и ищут гармонии и мира в крайней регрессии, пусть и ценой собственной жизни. Поэтому попытка самоубийства или самоубийство как таковое это всегда также и экстремальный нарцистический криз (Henseler. 1974).
4.3. Мания
Психодинамика

В кратком определении, мания — это « гениальное» (geniale) отрицание всего, что способно вводить в депрессию. В центральном фокусе мании заключена реанимация (повторное оживление) всех тех областей, в которых тот или иной человек ощущает себя великолепным, значимым и всемогущим. Поэтому общая защита в мании от депрессии точно соответствует защите при нарцистических нарушениях. В контексте удобной и практичной структурной модели, это случай, когда. говоря образно, «сверх-Я» «побеждено» «Я»: «Я» стоит выше «сверх-Я» и наслаждается своим триумфом настолько долго, насколько это возможно.
И тем не менее, мы имеем дело с «большой» иллюзией (защитный механизм «отрицаниям — Vemeinung), т. к. реальные обстоятельства совершенно иные. Рано или поздно соотношение сил (читатель простит мне очередное милитаристское сравнение) снова приводит к победе «Сверх-Я» и низложению «Я». После опьянения наступает похмелье.
Бертром Д. Левин (В. D. Lewin, 1961) объяснял энтузиазм и повышенное настроение маниакальных людей их верой в то, что давно желаемое вот-вот достигнет своего воплощения. Возвышенное чувство в мании. как и исполнение желания в фантазии, является, однако, неподлинным и обманчивым. Это — наслаждение заблуждением. Маньяк теряет связь с действительностью в угоду мечте. Он словно в иллюзорном самообмане придает своим фантазиям статус реальной жизни и принуждает тем самым и других людей перенимать определенные, предписанные им его мечтой, роли. Если эти другие люди будут действовать в согласии с такими предписаниями, то их действия, разумеется, укрепят маньяка в его устремлениях. Однако рано или поздно это неизбежно приводит к серьезному столкновению между мечтой и действительностью. Следствием чего является неминуемая депрессия.
Терапия

Становится ясно, что при подобных условиях маньяки исключительно тяжело поддаются лечению. Аналитик может лишь показать, что бегство в манию не представляет собой решение проблемы и тем самым помочь им постепенно вернуться к реальности, пусть даже и тягостной. Однако именно этого маньяки и боятся, и поэтому всеми силами избегают психоаналитического лечения (поскольку дела у них — в воображении — идут хорошо). Отсюда: лучший способ обхождения с маниакальным больным состоит в таком посредничестве между мечтой и реальностью, когда, с одной стороны, терапевтические усилия направлены к тому. чтобы расщепить маниакальный мир пациента, а с другой — интересы пациента в терапии представлены и защищены до тех пор, пока он не окажется в состоянии делать это сам.