Скачать 27.85 Кбайт
Творческое воображение воображения
124]. Образ понятия, или схема, – это тоже символ, но только символ не чувственных вещей, а символ понятия. И схемотворчество тоже есть символотворчество, но только тут оно равно методологическому конструированию, ибо воображать понятие – не то же самое, что воображать вещь.
с) Ноэма. Если в основе образа лежит схема, то что лежит в основе схемы? Кант опять интуитивно схватывает истину: «Схема… не может существовать нигде, кроме как в мысли…» [8, с.125]. Но, к сожалению, дальше этого он не идет. Мне кажется, закономерным развитием его идеи было бы сильное утверждение: в основе схемы лежит мысль. Образ или схема мысли, как и образ понятия, есть символ, но этот символ как раз имеет в первом приближении специальное название – «ноэма».
Символотворчество с точки зрения ноэматического идеализма оказывается мыслетворчеством, или, точнее, ноэматическим творчеством, или, ещё точнее, сотворением априорности (!?). Вот где возврат к началу. Круг определенностей на этом замыкается. Воображать, равно вселять (Даль) или сводить (Кант) ноэмы в ноэмы, – означает творить априорность: безопытность как постопытность, а в итоге – спонтанную доопытность воображения как такового.
III. Схема понятий «новое» и «схема»
(элементы ноэматической метафизики)
Понятие «творчества» немыслимо без понятия «нового». Творчество – это всегда сотворение нового. Понятие «нового» – это схема для понятия «творчества». В зависимости от того, какая схема нового лежит в основании творчества, таково и творчество личности. Правда, могут быть нюансы, но всё равно эти нюансы – определенности «нового».
Но что есть новое само по себе? Оно ведь тоже имеет схему. И эта схема – структура ноэматических определенностей категории «нового». Я попытаюсь рассмотреть эту структуру на шести метафизических пластах мироздания.
1) Природа – эйдос.
Начну с примера. Было озеро. Оно подсыхало, засыхало, зарастало. Глядь – уже болото. Прошло ещё время, и болото исчезло, превратившись в торфяное поле. Болото – новое состояние озера, торфяное поле – новое по отношению к болоту.
Есть ли тут творчество? Пока ясно одно: здесь становление. А в становлении каждый последующий шаг – новый. Каждое мгновенное состояние озера – новое. Упал в озеро камень и изменил ландшафт дна. И вот это – уже озеро с новым ландшафтом дна, с новой береговой линией, с новым уровнем воды и т.д.
Скажут, новое-то новое, а озеро-то одно и то же. Верно, эйдос, образ, схема, ноэма озера не изменились. И пока эйдос будет оставаться тем же самым, озеро будет озером, а всё новое будет не новым, а многообразно модифицируемым тем же самым.
Однако эйдос, образ, схема, ноэма – это ведь не явления натуры, это феномены логоса, разума, ноэзиса. Следовательно, что, в природе нет «нового»?
Я думаю, в природе только и есть одно новое. Стоит дерево определенной формы. Подул ветер, и у дерева уже другая – новая – конфигурация. Закончил ветер дуть, и, пока мы думали, в ту же самую форму возвратилось дерево или не в ту же, отломилась ветка, и уж точно не той же формы стало дерево. А пока мы приставляли ветвь, чтобы доказать, что все-таки той же самой формы было дерево, жук прогрыз кору и окончательно всё испортил.
Но мы можем игнорировать «мелкие» (сингулярные) изменения и установить, что изменения в «определенном» (эйдосном) диапазоне не влияют на новое. Мелкие обломы веток, опадание листьев, прогрыз коры жуками, внутреннее сокообращение и т.д. и т.п. не меняют дерева. А вот если, например, спилить верхушку у ели к новогоднему празднику, то ель уже другая, новая – поруганная. А вот у тополей, допускающих опилку, ничего нового не произойдет. Аллея тополей, даже опиленных, остается той же самой.
Кто-нибудь и это всё отвергнет и скажет, что ель остается елью, даже спиленной и разрубленной на дрова. Только множество тысячелетий может изменить вид растения «ель» в новый вид «нео-ель». А всё остальное не суть важно.
Очевидно, решение зависит от эйдосного диапазона. На нижних этажах природы, в натуральном становлении такой диапазон равен бесконечно малой величине. Далее предел всё более и более увеличивается: от аморфного материала – до вещной оболочки, до видовой оболочки, до родовых изменений и, наконец, до онтологических универсалий: «Космос», «Вселенная», «Материя» и т.п. Но как при бесконечно малом диапазоне новое не отличается от простого изменения, так при бесконечно большом новое теряет свою специфику и растворяется в вечном и неизменном.
Таким образом, творчество в природе, если оно и есть, то лежит где-то посередине между бесконечно малым и бесконечно большим – в конечном фиксированном эйдосе. Выход за пределы или изменение конечного эйдоса и есть новое. А естественное становление такого нового может быть аппроксимировано через «творчество».
2) Миф - paradeigma.
В природе будущие состояния новостановления не имеют значения: неважно, что получится из дерева – пень или подставка для гнезда кукушки.
с) Ноэма. Если в основе образа лежит схема, то что лежит в основе схемы? Кант опять интуитивно схватывает истину: «Схема… не может существовать нигде, кроме как в мысли…» [8, с.125]. Но, к сожалению, дальше этого он не идет. Мне кажется, закономерным развитием его идеи было бы сильное утверждение: в основе схемы лежит мысль. Образ или схема мысли, как и образ понятия, есть символ, но этот символ как раз имеет в первом приближении специальное название – «ноэма».
Символотворчество с точки зрения ноэматического идеализма оказывается мыслетворчеством, или, точнее, ноэматическим творчеством, или, ещё точнее, сотворением априорности (!?). Вот где возврат к началу. Круг определенностей на этом замыкается. Воображать, равно вселять (Даль) или сводить (Кант) ноэмы в ноэмы, – означает творить априорность: безопытность как постопытность, а в итоге – спонтанную доопытность воображения как такового.
III. Схема понятий «новое» и «схема»
(элементы ноэматической метафизики)
Понятие «творчества» немыслимо без понятия «нового». Творчество – это всегда сотворение нового. Понятие «нового» – это схема для понятия «творчества». В зависимости от того, какая схема нового лежит в основании творчества, таково и творчество личности. Правда, могут быть нюансы, но всё равно эти нюансы – определенности «нового».
Но что есть новое само по себе? Оно ведь тоже имеет схему. И эта схема – структура ноэматических определенностей категории «нового». Я попытаюсь рассмотреть эту структуру на шести метафизических пластах мироздания.
1) Природа – эйдос.
Начну с примера. Было озеро. Оно подсыхало, засыхало, зарастало. Глядь – уже болото. Прошло ещё время, и болото исчезло, превратившись в торфяное поле. Болото – новое состояние озера, торфяное поле – новое по отношению к болоту.
Есть ли тут творчество? Пока ясно одно: здесь становление. А в становлении каждый последующий шаг – новый. Каждое мгновенное состояние озера – новое. Упал в озеро камень и изменил ландшафт дна. И вот это – уже озеро с новым ландшафтом дна, с новой береговой линией, с новым уровнем воды и т.д.
Скажут, новое-то новое, а озеро-то одно и то же. Верно, эйдос, образ, схема, ноэма озера не изменились. И пока эйдос будет оставаться тем же самым, озеро будет озером, а всё новое будет не новым, а многообразно модифицируемым тем же самым.
Однако эйдос, образ, схема, ноэма – это ведь не явления натуры, это феномены логоса, разума, ноэзиса. Следовательно, что, в природе нет «нового»?
Я думаю, в природе только и есть одно новое. Стоит дерево определенной формы. Подул ветер, и у дерева уже другая – новая – конфигурация. Закончил ветер дуть, и, пока мы думали, в ту же самую форму возвратилось дерево или не в ту же, отломилась ветка, и уж точно не той же формы стало дерево. А пока мы приставляли ветвь, чтобы доказать, что все-таки той же самой формы было дерево, жук прогрыз кору и окончательно всё испортил.
Но мы можем игнорировать «мелкие» (сингулярные) изменения и установить, что изменения в «определенном» (эйдосном) диапазоне не влияют на новое. Мелкие обломы веток, опадание листьев, прогрыз коры жуками, внутреннее сокообращение и т.д. и т.п. не меняют дерева. А вот если, например, спилить верхушку у ели к новогоднему празднику, то ель уже другая, новая – поруганная. А вот у тополей, допускающих опилку, ничего нового не произойдет. Аллея тополей, даже опиленных, остается той же самой.
Кто-нибудь и это всё отвергнет и скажет, что ель остается елью, даже спиленной и разрубленной на дрова. Только множество тысячелетий может изменить вид растения «ель» в новый вид «нео-ель». А всё остальное не суть важно.
Очевидно, решение зависит от эйдосного диапазона. На нижних этажах природы, в натуральном становлении такой диапазон равен бесконечно малой величине. Далее предел всё более и более увеличивается: от аморфного материала – до вещной оболочки, до видовой оболочки, до родовых изменений и, наконец, до онтологических универсалий: «Космос», «Вселенная», «Материя» и т.п. Но как при бесконечно малом диапазоне новое не отличается от простого изменения, так при бесконечно большом новое теряет свою специфику и растворяется в вечном и неизменном.
Таким образом, творчество в природе, если оно и есть, то лежит где-то посередине между бесконечно малым и бесконечно большим – в конечном фиксированном эйдосе. Выход за пределы или изменение конечного эйдоса и есть новое. А естественное становление такого нового может быть аппроксимировано через «творчество».
2) Миф - paradeigma.
В природе будущие состояния новостановления не имеют значения: неважно, что получится из дерева – пень или подставка для гнезда кукушки.
|
|