Скачать 135.67 Кбайт
Заводной апельсин.
– И он громко расхохотался, так что я увидел, что два или три из его zubbjev были порченые.
– Это, – проговорил я, – надо еще подумать. – Однако, видя, как эти babusi прямо аж трясутся в предвкушении бесплатной выпивки, я вроде как пожал плечами, вынул капусту из кармана, где у меня монеты были вперемешку с бумажками, и бросил – deng-deng-hrust-deng – их все на стол.
– Значит, всем виски? – сказал официант. Но я зачем-то возразил:
– Нет, парень, мне только маленькую пива. – На что Лен, озабоченно нахмурившись, отозвался так:
– Ну, ты, бллин, vashtsheee! – И, плюнув на ладонь, потянулся приложить ее к моему лбу – дескать, аж шипит, до чего перегрелся, но я рыкнул на него, как злой pios, чтобы он это дело бросил. – Хорошо, хорошо, не буду, – сказал он. – Все putiom. Все, как скажешь. – А Бугай в это время, открыв rot, уставился на фото, которое я случайно вытащил из кармана вместе с деньгами. – Так-так-так-так, – говорит. – А мы и не знали.
– Дай сюда! – рявкнул я и выхватил у него фотографию. Я и сам не знаю, как она попала ко мне в карман, однако я ее зачем-то собственноручно вырезал ножницами из старой газеты, а изображен на ней был младенец. Младенец чего-то там гулюкал, на губах у него пузырилось moloko, – в общем, вид у него был такой, будто он радуется всем и каждому; он был nag и весь подернут складчатым жирком, потому что это был очень упитанный младенец. Тут начались smeshki, попытки вырвать у меня фотку, так что пришлось снова рявкнуть, выхватить у них этот кусок газеты, после чего я разодрал его на множество мелких обрывков, которые снежинками полетели на пол. Тут подоспело виски, и babushki опять принялись нас благословлять, желать нам здоровья и долголетия, провозглашая нас всяческую хвалу и прочий kal. А одна из них, вся морщинистая и без единого зуба во ввалившемся rtu, сказала:
– Не надо рвать деньги, сынок. Если они не нужны тебе, отдай друзьям, – что с ее стороны было очень смело. Но Рик ей ответил:
– Это вовсе не деньги были, babushka. Это была картинка с младенчиком-симпампунчиком. А я говорю:
– Просто я что-то уставать стал, вот и все. А что младенец – так это сами вы младенцы, вся ваша kodla. Все бы вам хихикать да насмехаться, а если бить людям morder, так только трусливо, когда вам не могут дать сдачи.
– Гляди-ка ты, – отозвался Рик, – а мы-то думали, что как раз ты у нас по этой части и есть главный vozhdd и учитель. Ты просто заболел, видать, вот и все, koresh.
Я поглядел на стакан помойного пива, стоявший передо мной на столе, и, чуть не blevanuv, с возгласом «Аааааааах» вылил всю эту пенистую вонючую motshu на пол. Одна из старых ptits даже привстала: – Сам не пьешь, зачем же продукт портить? – Слушайте, koresha, – сказал я. – Что-то я сегодня не в духе. Почему, отчего – я и сам не знаю, но ничего не попишешь. На дело нынче пойдете сами, втроем, а я otstiogivajuss. Завтра встретимся там же, в то же время, и надеюсь, что настроение у меня будет получше.
– Надо же! – сказал Бугай. – Жалко, жалко. – Но мне-то видно было, как заблестели его glazzja, потому что нынче ночью он будет у них главным. Власть, власть, всем нужна власть. – А может, отложим на завтра? – неохотно проговорил он. – Ну, в смысле, что на сегодня планировали. Krasting в лавке на Гагарина-стрит. Ты бы там здорово pripodnialsia, koresh.
– Нет, – сказал я. – Ничего не откладывайте. Действуйте сами, по своему усмотрению. А теперь, – вздохнул я, – все, ухожу. – И я поднялся со стула. – И куда пойдешь? – спросил Рик. – Пока bez poniatija, – отвечаю. – Побуду немного odinoki, подумаю, что к чему.
Babushki пораженно провожали меня взглядами – чего, мол, это с ним, угрюмый какой-то весь, совсем не тот шустрый и веселый malltshipalltshik, каким мы его помним. Но я, выдохнув напоследок; «А, к tshiortu», распахнул дверь и вышел один на улицу.
Было темно, задувал резкий и острый, как nozh, ветер, людей вокруг почти не было. Только ездили туда-сюда патрульные машины с жестокими мусорами, да на перекрестках там и сям парами стояли, переминаясь от холода с ноги на ногу, совсем молоденькие менты, и в морозном воздухе видны были струйки пара от их дыхания. Думаю, что и впрямь krasting и dratsing на улицах пошел на убыль: больно уж мусора жестоко обходились с теми, кого удастся поймать, зато между ментами и хулиганистыми nadtsatymi разыгралась настоящая война, причем менты, похоже, куда ловчей управлялись и с nozhom, и с britvoi, не говоря уж о револьверах. Однако мне это становилось с каждым днем все более и более do lampotshki. У меня внутри словно какое-то размягчение началось, и я не мог понять отчего. Чего-то хотелось, а чего – неясно. Даже музыку, которой я так любил услаждать себя в своей маленькой комнатухе, я теперь слушал такую, над которой раньше бы только смеялся, бллин. Перешел на короткие лирические песенки, так называемые «зонги» – просто голос и фортепьяно, тихие, вроде как даже тоскливые, не то что раньше, когда я слушал большие оркестры, лежа в кровати и воображая себя среди скрипок, тромбонов и литавр. Что-то во мне происходило, и я силился понять, болезнь ли это какая-нибудь или последствия того, что сделали с моей головой, пытаясь напрочь свести с ума и повредить мне rassudok.
– Это, – проговорил я, – надо еще подумать. – Однако, видя, как эти babusi прямо аж трясутся в предвкушении бесплатной выпивки, я вроде как пожал плечами, вынул капусту из кармана, где у меня монеты были вперемешку с бумажками, и бросил – deng-deng-hrust-deng – их все на стол.
– Значит, всем виски? – сказал официант. Но я зачем-то возразил:
– Нет, парень, мне только маленькую пива. – На что Лен, озабоченно нахмурившись, отозвался так:
– Ну, ты, бллин, vashtsheee! – И, плюнув на ладонь, потянулся приложить ее к моему лбу – дескать, аж шипит, до чего перегрелся, но я рыкнул на него, как злой pios, чтобы он это дело бросил. – Хорошо, хорошо, не буду, – сказал он. – Все putiom. Все, как скажешь. – А Бугай в это время, открыв rot, уставился на фото, которое я случайно вытащил из кармана вместе с деньгами. – Так-так-так-так, – говорит. – А мы и не знали.
– Дай сюда! – рявкнул я и выхватил у него фотографию. Я и сам не знаю, как она попала ко мне в карман, однако я ее зачем-то собственноручно вырезал ножницами из старой газеты, а изображен на ней был младенец. Младенец чего-то там гулюкал, на губах у него пузырилось moloko, – в общем, вид у него был такой, будто он радуется всем и каждому; он был nag и весь подернут складчатым жирком, потому что это был очень упитанный младенец. Тут начались smeshki, попытки вырвать у меня фотку, так что пришлось снова рявкнуть, выхватить у них этот кусок газеты, после чего я разодрал его на множество мелких обрывков, которые снежинками полетели на пол. Тут подоспело виски, и babushki опять принялись нас благословлять, желать нам здоровья и долголетия, провозглашая нас всяческую хвалу и прочий kal. А одна из них, вся морщинистая и без единого зуба во ввалившемся rtu, сказала:
– Не надо рвать деньги, сынок. Если они не нужны тебе, отдай друзьям, – что с ее стороны было очень смело. Но Рик ей ответил:
– Это вовсе не деньги были, babushka. Это была картинка с младенчиком-симпампунчиком. А я говорю:
– Просто я что-то уставать стал, вот и все. А что младенец – так это сами вы младенцы, вся ваша kodla. Все бы вам хихикать да насмехаться, а если бить людям morder, так только трусливо, когда вам не могут дать сдачи.
– Гляди-ка ты, – отозвался Рик, – а мы-то думали, что как раз ты у нас по этой части и есть главный vozhdd и учитель. Ты просто заболел, видать, вот и все, koresh.
Я поглядел на стакан помойного пива, стоявший передо мной на столе, и, чуть не blevanuv, с возгласом «Аааааааах» вылил всю эту пенистую вонючую motshu на пол. Одна из старых ptits даже привстала: – Сам не пьешь, зачем же продукт портить? – Слушайте, koresha, – сказал я. – Что-то я сегодня не в духе. Почему, отчего – я и сам не знаю, но ничего не попишешь. На дело нынче пойдете сами, втроем, а я otstiogivajuss. Завтра встретимся там же, в то же время, и надеюсь, что настроение у меня будет получше.
– Надо же! – сказал Бугай. – Жалко, жалко. – Но мне-то видно было, как заблестели его glazzja, потому что нынче ночью он будет у них главным. Власть, власть, всем нужна власть. – А может, отложим на завтра? – неохотно проговорил он. – Ну, в смысле, что на сегодня планировали. Krasting в лавке на Гагарина-стрит. Ты бы там здорово pripodnialsia, koresh.
– Нет, – сказал я. – Ничего не откладывайте. Действуйте сами, по своему усмотрению. А теперь, – вздохнул я, – все, ухожу. – И я поднялся со стула. – И куда пойдешь? – спросил Рик. – Пока bez poniatija, – отвечаю. – Побуду немного odinoki, подумаю, что к чему.
Babushki пораженно провожали меня взглядами – чего, мол, это с ним, угрюмый какой-то весь, совсем не тот шустрый и веселый malltshipalltshik, каким мы его помним. Но я, выдохнув напоследок; «А, к tshiortu», распахнул дверь и вышел один на улицу.
Было темно, задувал резкий и острый, как nozh, ветер, людей вокруг почти не было. Только ездили туда-сюда патрульные машины с жестокими мусорами, да на перекрестках там и сям парами стояли, переминаясь от холода с ноги на ногу, совсем молоденькие менты, и в морозном воздухе видны были струйки пара от их дыхания. Думаю, что и впрямь krasting и dratsing на улицах пошел на убыль: больно уж мусора жестоко обходились с теми, кого удастся поймать, зато между ментами и хулиганистыми nadtsatymi разыгралась настоящая война, причем менты, похоже, куда ловчей управлялись и с nozhom, и с britvoi, не говоря уж о револьверах. Однако мне это становилось с каждым днем все более и более do lampotshki. У меня внутри словно какое-то размягчение началось, и я не мог понять отчего. Чего-то хотелось, а чего – неясно. Даже музыку, которой я так любил услаждать себя в своей маленькой комнатухе, я теперь слушал такую, над которой раньше бы только смеялся, бллин. Перешел на короткие лирические песенки, так называемые «зонги» – просто голос и фортепьяно, тихие, вроде как даже тоскливые, не то что раньше, когда я слушал большие оркестры, лежа в кровати и воображая себя среди скрипок, тромбонов и литавр. Что-то во мне происходило, и я силился понять, болезнь ли это какая-нибудь или последствия того, что сделали с моей головой, пытаясь напрочь свести с ума и повредить мне rassudok.
|
|