Д.Дидро
РЕЧЬ ФИЛОСОФА, ОБРАЩЕННАЯ К КОРОЛЮ

Государь, если вы желаете иметь священников, вы не можете
желать философов, а если желаете философов, не можете
желать священников. Ведь философы по самой профессии
своей — друзья разума и науки, а священники — враги
разума и покровители невежества, и если первые делают
добро, то вторые делают зло; вы же не можете желать в
одно и то же время добра и зла. Вы имеете, по вашим
словам, и философов и священников;
философов — бедных и не очень страшных; священников —
очень богатых и очень опасных. Вы не очень озабочены тем,
чтобы сделать своих философов богатыми,— ибо богатство
вредит философии,— но все-таки хотите сохранить их подле
себя; и вы не очень хотели бы сделать бедными своих
священников и избавиться от них. Вы, разумеется,
избавились бы от них, а вместе с ними от всей той лжи,
которою они заразили ваш народ, если бы вам удалось
сделать их бедными. Ибо, став бедными, они впадут в
унижение, а кто захочет избрать профессию, где нельзя
будет ни составить себе состояния, ни добиться почета? Но
как же сделать их бедными? Я расскажу вам это. Берегитесь
трогать их привилегии и не старайтесь сразу же уравнять
их со всеми прочими гражданами. Это было бы неправильно,
потому что их привилегии принадлежат им так, как ваша
корона принадлежит вам; потому что они владеют
привилегиями, и если вы затронете права на их владения,
начнут затрагивать права на ваши владения; потому что
самое лучшее для вас — это чтить закон давности, выгодный
для вас по меньшей мере так же, как и для них; потому что
эти привилегии — дары ваших предков и предков ваших
подданных и потому что нет более чистой вещи, чем дар;
потому что вы взошли на трон лишь при условии оставить за
каждым сословием его прерогативы; потому что, если вы
нарушите свою клятву по отношению к одной из корпораций
своего королевства, почему бы вам не стать
клятвопреступником и по отношению к другим корпорациям?
Потому что вы вызовете тревогу у всех сословий; потому
что вы потрясете основы собственности, без которой нет ни
короля, ни подданных, а есть только тираны и рабы; и это
показывает не только несправедливость, но и неловкость
такой политики. Как же поступить вам? Вы оставите вещи в
том положении, в котором они находятся. Ваше надменное
духовенство предпочитает давать вам добровольные дары, а
не платить налоги. Потребуйте у него добровольных даров.
Так как ваше духовенство безбрачно и поэтому очень мало
думает о своих преемниках, оно не захочет платить из
своего кармана, а предпочтет сделать заем у ваших
подданных. Тем лучше. Не мешайте ему в этом, помогите ему
сделать огромный заем у остальной части народа, а тогда
поступите по справедливости и заставьте духовенство
заплатить его долг. Оно сможет уплатить, только отчуждая
часть своего преимущества. Какой бы священный характер ни
имело это имущество, будьте уверены, что ваши подданные
не постесняются взять его, если перед ними встанет
альтернатива: или принять его в возмещение своих денег,
или разориться, потеряв свой вексель. Поступая таким
образом, переходя от одного добровольного дара к другому,
вы заставите их войти в долги во второй раз, в третий
раз, в четвертый раз; вынужденные расплатиться с этими
долгами, они впадут в нужду и станут столь же жалки,
сколь они бесполезны. От вас и от ваших преемников будет
g`bhqer|, чтобы в один прекрасный день народ увидел их
оборванными, предлагающими со скидкой под портиками
пышных храмов свои молитвы и свои жертвоприношения.
Но, скажете вы мне, у меня не будет больше религии! Вы
ошибаетесь, государь: у вас всегда будет религия, ибо
религия — это очень живучее, ползучее, никогда не
гибнущее растение. Она только меняет свою форму. Религия,
которая получится в результате обнищания и унижения
духовенства, будет наименее неудобной, наименее
печальной, самой спокойной и самой невинной. Поступите с
господствующим теперь суеверием так, как Константин
поступил с язычеством. Он разорил языческих жрецов, и
вскоре в глубине великолепных храмов можно было видеть
только какую-нибудь старуху с вещей птицей, гадающую для
черни, а у ворот храмов — каких-то несчастных,
предающихся порокам и занимающихся любовными интригами;
дело дошло до того, что отец умер бы от стыда, если бы
его сын стал жрецом. Если вы удостоите выслушать меня, я
окажусь из всех философов самым опасным для священников,
ибо самый опасный философ тот, который показывает
монарху, каких колоссальных сумм стоят его государству
эти надменные и бесполезные бездельники; который говорит
ему,— как это делаю я,— что у вас сто пятьдесят тысяч
человек получают от вас и ваших подданных ежедневно почти
сто пятьдесят тысяч экю за то, чтобы бормотать чепуху в
храмах и оглушать нас своими колоколами; который говорит
ему, что эти люди сто раз в году в определенный