Скачать 102.72 Кбайт
Философская пропедевтика
д. Право не интересуется человеком в плане этих особенных определений. Оно не ставит себе целью содействовать ему в отношении этих определений или оказывать ему тут какую-то особую помощь.
Во-вторых. Право не зависит от того намерения, которое ты имеешь. Можно делать что-нибудь с весьма благим намерением, но поступок от этого не становится законным, а вопреки толу может быть противозаконным. С другой стороны, какой-нибудь поступок, например защита мной своей собственности, может быть вполне законным и все же злонамеренным поступком, если я при этом забочусь не столько о праве, сколько о том, чтобы причинить вред другому. На право, как таковое, это намерение не имеет никакого влияния.
В-третьих. Право не связано с [внутренней] убежденностью в том, соответствует или противоречит праву совершаемое мной. Это имеет место особенно при наказании. Преступника, правда, стараются убедить, что с ним поступают справедливо. Но существует такое убеждение или его нет, это не оказывает никакого влияния на право, которое к нему применено.
Наконец, право не придает значения также и тому умонастроению, с которым что-либо совершают. Очень часто бывает, что право не нарушают только из-за страха перед наказанием или перед другими неприятными последствиями вообще, например, из страха утратить свое доброе имя, дискредитировать себя. Или же можно, осуществляя свое право, думать, что за это будешь вознагражден в загробной жизни. Право, как таковое, не зависит от этих умонастроений.
§23
Право и мораль отличаются друг от друга. Нечто вполне позволительное с точки зрения права может быть чем-то таким, что моралью запрещается. Право, например, разрешает мне распоряжаться своим имуществом, совершенно не определяя пределов этого распоряжения, и только мораль содержит определения, которые его ограничивают. Может казаться, будто мораль разрешает много такого, чего не разрешает право. Однако мораль требует не только соблюдения права по отношению к другим, а, напротив того, соединяет с правом умонастроение, состоящее в том, чтобы уважать право ради права. Мораль требует даже, чтобы, прежде всего, было соблюдено право и лишь после того, как оно исчерпано, вступали бы в действие моральные определения.
Чтобы поступок имел моральную ценность, необходимо понимание того, справедлив он или несправедлив, является он хорошим или дурным. То, что называют невинностью детей или нецивилизованных народов, не есть еще моральность. Дети или такие народы не совершают многих дурных поступков, потому что не имеют о них еще никакого представления, потому что вообще нет еще налицо тех условий, при которых только и становятся возможными таковые. Подобное несовершение дурных поступков не имеет никакой моральной ценности. Но и совершают-то они поступки, которые, согласуясь с моралью, моральными, тем не менее, вовсе не являются, поскольку они еще не понимают природы поступка, не знают, является он хорошим или дурным.
Собственному убеждению противостоит простая вера, основанная на авторитете других. Чтобы мой поступок имел моральную ценность, с ним должно быть связано мое убеждение. Поступок должен быть в полном смысле моим. Если же я действую, полагаясь на авторитет других, то поступок не вполне мой: в этом случае во мне действует чужое убеждение.
Бывают, однако, и такие обстоятельства, при которых является моральным действовать именно в силу повиновения и согласно авторитету других. Первоначально человек следует своим природным склонностям без размышления или с еще односторонними, косвенными и неправильными рефлексиями, которые сами еще находятся под властью чувственности. В этом состоянии он должен научиться повиноваться, ибо его воля еще не является разумной волей. Благодаря этому повиновению вырабатывается то негативное, что он учится отказываться от чувственных желаний, и только таким путем человек достигает самостоятельности. Он всегда в этой сфере повинуется другому: ничуть не больше и ничуть не меньше, когда исполняет свою собственную в целом еще чувственную волю или когда исполняет волю другого. Как существо природы он находится отчасти под властью внешних вещей, с другой же стороны, эти склонности и вожделения представляют собой нечто непосредственное, ограниченное, несвободное, это не его истинная воля, а нечто другое. Повиновение закону разума – это повиновение моей несущественной природе, которая находится под властью того, что для нее является другим. Но с другой стороны, оно представляет собой самостоятельное определение из самого себя, так как именно этот закон коренится в моей сущности.
Существенным моментом морали является, следовательно, умонастроение. Оно заключается в том, что долг исполняется потому, что так нужно. Следовательно, аморальным является как раз делать что-то из страха перед наказанием или для того, чтобы приобрести у других хорошее мнение о себе. Эти мотивы представляют собой гетерогенную, т.е. чужеродную побудительную причину, ибо они не являются основанием самого дела; иначе говоря, право тогда рассматривают не как нечто такое, что существует само по себе, а как нечто зависящее от внешних определений.
Во-вторых. Право не зависит от того намерения, которое ты имеешь. Можно делать что-нибудь с весьма благим намерением, но поступок от этого не становится законным, а вопреки толу может быть противозаконным. С другой стороны, какой-нибудь поступок, например защита мной своей собственности, может быть вполне законным и все же злонамеренным поступком, если я при этом забочусь не столько о праве, сколько о том, чтобы причинить вред другому. На право, как таковое, это намерение не имеет никакого влияния.
В-третьих. Право не связано с [внутренней] убежденностью в том, соответствует или противоречит праву совершаемое мной. Это имеет место особенно при наказании. Преступника, правда, стараются убедить, что с ним поступают справедливо. Но существует такое убеждение или его нет, это не оказывает никакого влияния на право, которое к нему применено.
Наконец, право не придает значения также и тому умонастроению, с которым что-либо совершают. Очень часто бывает, что право не нарушают только из-за страха перед наказанием или перед другими неприятными последствиями вообще, например, из страха утратить свое доброе имя, дискредитировать себя. Или же можно, осуществляя свое право, думать, что за это будешь вознагражден в загробной жизни. Право, как таковое, не зависит от этих умонастроений.
§23
Право и мораль отличаются друг от друга. Нечто вполне позволительное с точки зрения права может быть чем-то таким, что моралью запрещается. Право, например, разрешает мне распоряжаться своим имуществом, совершенно не определяя пределов этого распоряжения, и только мораль содержит определения, которые его ограничивают. Может казаться, будто мораль разрешает много такого, чего не разрешает право. Однако мораль требует не только соблюдения права по отношению к другим, а, напротив того, соединяет с правом умонастроение, состоящее в том, чтобы уважать право ради права. Мораль требует даже, чтобы, прежде всего, было соблюдено право и лишь после того, как оно исчерпано, вступали бы в действие моральные определения.
Чтобы поступок имел моральную ценность, необходимо понимание того, справедлив он или несправедлив, является он хорошим или дурным. То, что называют невинностью детей или нецивилизованных народов, не есть еще моральность. Дети или такие народы не совершают многих дурных поступков, потому что не имеют о них еще никакого представления, потому что вообще нет еще налицо тех условий, при которых только и становятся возможными таковые. Подобное несовершение дурных поступков не имеет никакой моральной ценности. Но и совершают-то они поступки, которые, согласуясь с моралью, моральными, тем не менее, вовсе не являются, поскольку они еще не понимают природы поступка, не знают, является он хорошим или дурным.
Собственному убеждению противостоит простая вера, основанная на авторитете других. Чтобы мой поступок имел моральную ценность, с ним должно быть связано мое убеждение. Поступок должен быть в полном смысле моим. Если же я действую, полагаясь на авторитет других, то поступок не вполне мой: в этом случае во мне действует чужое убеждение.
Бывают, однако, и такие обстоятельства, при которых является моральным действовать именно в силу повиновения и согласно авторитету других. Первоначально человек следует своим природным склонностям без размышления или с еще односторонними, косвенными и неправильными рефлексиями, которые сами еще находятся под властью чувственности. В этом состоянии он должен научиться повиноваться, ибо его воля еще не является разумной волей. Благодаря этому повиновению вырабатывается то негативное, что он учится отказываться от чувственных желаний, и только таким путем человек достигает самостоятельности. Он всегда в этой сфере повинуется другому: ничуть не больше и ничуть не меньше, когда исполняет свою собственную в целом еще чувственную волю или когда исполняет волю другого. Как существо природы он находится отчасти под властью внешних вещей, с другой же стороны, эти склонности и вожделения представляют собой нечто непосредственное, ограниченное, несвободное, это не его истинная воля, а нечто другое. Повиновение закону разума – это повиновение моей несущественной природе, которая находится под властью того, что для нее является другим. Но с другой стороны, оно представляет собой самостоятельное определение из самого себя, так как именно этот закон коренится в моей сущности.
Существенным моментом морали является, следовательно, умонастроение. Оно заключается в том, что долг исполняется потому, что так нужно. Следовательно, аморальным является как раз делать что-то из страха перед наказанием или для того, чтобы приобрести у других хорошее мнение о себе. Эти мотивы представляют собой гетерогенную, т.е. чужеродную побудительную причину, ибо они не являются основанием самого дела; иначе говоря, право тогда рассматривают не как нечто такое, что существует само по себе, а как нечто зависящее от внешних определений.
|
|