Недавно мне случилось перечитать роман Томаса Манна Волшебная гора¦. В этой книге рассказывается о болезни, хорошо мне знакомой,- о туберкулезе; чтение позволило соединиться в моем сознании трем временным моментам - моменту сюжетного действия, которое происходит незадолго до войны 1914 г., моменту моей собственной болезни - примерно в 1942 г., и, наконец, моменту сегодняшнему, когда это заболевание, побежденное средствами химиотерапии, выглядит совершенно иначе, чем прежде. Туберкулез, пережитый мною,- это примерно тот же самый туберкулез, что и в Волшебной горе¦: два первых момента слились между собой и в одинаковой мере отдалились от третьего - моего настоящего. И вот тогда я с изумлением заметил (ведь изумлять могут лишь очевидности), что мое собственное тело исторично. В известном отношении мое тело - это современник Ганса Касторпа, героя Волшебной горы;

моему - еще не родившемуся - телу уже было двадцать лет в 1907 году - году, когда Ганс поднялся наверхи там поселился; оказывается, мое тело намного старше меня самого - так, словно мы навечно остаемся в том возрасте, когда жизненный случай заставил нас пережить наши первые социальные страхи. Вот почему, если я хочу жить, то должен забыть об историчности собственного тела, погрузиться в иллюзию, будто я - современник сегодняшних молодых тел, а не своего собственного, вчерашнего тела. Иными словами, я все время должен как бы воскресать, становиться моложе собственного возраста. В пятьдесят лет Мишле начал свою vita nuova: новые занятия, новая любовь. И хотя я старше Мишле (нетрудно догадаться, что это сопоставление чисто эмоционального свойства), ныне-в этих новых стенах, пользуясь новым гостеприимством,-я также вступаю в свою vita nuova. Вот почему я должен уступить силе, движущей всякой живой жизнью,- силе забвения. На нашем пути бывает период, когда мы учим других тому, что знаем сами; затем, однако, приходит пора, когда учишь тому, чего и сам не знаешь: это называется исследовательской деятельностью. Ныне, быть может, бьет срок нового опыта - опыта, повелевающего разучиваться, когда, по непредсказуемой воле забвения начинают перемешиваться осадочные породы знаний культур, верований, сквозь которые нам довелось пропутешествовать. За подобным опытом издавна закрепилось славное, хотя и несколько старомодное имя, которое я решусь здесь употребить на стыке его этимологических значений,- Sapientia: никакой власти, немного знания, толика мудрости и как можно больше ароматной сочности.


--------------------------------------------------------------------------------