Стоял чудный день – жизнерадостное сентябрьское воскресенье. Прошедшее лето закатилось на задворки сознания, точно в пыльный чулан, и вспоминалось уже с трудом. Я надел новую рубаху, влез в те "Ливайсы", на которых не было пятен от кетчупа, натянул совпадавшие друг с другом по цвету носки. Потом взял щетку для волос и тщательно причесался. Несмотря на все это, ощущения, будто мне семнадцать лет, не пришло. "Еще чего захотел!" – сказал я себе. Как теперь ни выкручивайся – проклятые годы взяли свое.

Я вывел со стоянки под домом свой давно просившйся на свалку "фольксваген", отправился на нем в супермаркет и купил дюжину банок кошачьих консервов, коробку с песком для кошки, дорожный бритвенный набор и пару нижнего белья. Потом я зашел в "Мистер Донатс", уселся за стойку и принялся уплетать дешевый сахарный пончик. В длинном, во всю стену зеркале над стойкой отражалось моя жующая пончик физиономия. Зажав обкусанный пончик в руке, я какое-то время разглядывал себя. Интересно, гадал я – что обычно думают люди, когда видят мое лицо?... А-а, все равно: что бы они там ни думали, мне этого никогда не понять. Я проглотил остатки пончика, допил кофе и вышел на улицу.

Прямо перед вокзалом я наткнулся на туристическое бюро, зашел туда и заказал два билета до Саппоро на завтрашнее число. Затем, уже внутри вокзала, приобрел парусиновую сумку на ремне и непромокаемую шляпу. Десятки, хрустя, вылетали из конверта один за другим; но странное дело – купюр в толстой пачке меньше будто не становилось. Скорее, меньше становилось меня самого. Бывают на свете такие деньги. Хранить их противно, и начинаешь тратить, презирая себя; а как истратишь все – ничего, кроме отвращения к своей персоне, в душе не остается. Дальше, чтобы как-то унять отвращение, хочется опять тратить деньги. Только денег больше нет. И убегать некуда.

Я уселся на скамью перед вокзалом, выкурил две сигареты подряд – и решил больше про деньги не думать. Привокзальную площадь в воскресное утро заполнили многодетные семейства и юные парочки. Скользя по ним рассеянным взглядом, я неожиданно вспомнил, что сказала перед расставаньем жена – мол, завели бы ребенка, так, может... Что говорить: в мои годы уже полагается иметь целую кучу детей. Но вот какая штука: стоит мне даже попытаться представить себя отцом – и я тут же впадаю в депрессию. Если бы ребенком был я сам, навряд ли бы мне захотелось такого папочку.

Я сгреб в охапку пакеты с покупками и, сидя так, выкурил еще одну сигарету. Затем поднялся, протолкался сквозь толпу обратно к стоянке и закинул пакеты на заднее сиденье своего драндулета. Пока на заправке мне меняли в машине масло и заливали бензин, успел заскочить в книжную лавку по соседству, где купил три дешевых карманных детектива. На все это ушло еще два червонца; карманы у меня разбухли от сдачи и звякали при ходьбе.

Возвратившись домой, я ссыпал мелочь в стеклянную банку на кухне и сполоснул холодной водой лицо. Казалось, с момента, когда я проснулся, прошло страшно много времени. На часах, однако, было всего двенадцать.

Подруга вернулась в три. На ней были легкая рубашка-сеточка и брюки горчичного цвета, лицо скрывали очки – столь непроницаемо-черные, что при одном их виде начинала болеть голова; с плеча свисала парусиновая сумка – точь-в-точь, как та, что я купил себе.

– Вот, собралась в дорогу, – она похлопала ладонью по туго набитой сумке. – Мы же надолго едем, так ведь?

– Пожалуй, что так...

Не снимая очков, она плюхнулась на диван у окна и закурила ментоловую сигарету. Я принес ей пепельницу, присел рядом и погладил ее по волосам. Кошка запрыгнула на диван и положила голову и передние лапы к ней на лодыжку. Сделав пару затяжек, она вставила сигарету мне в губы и зевнула.

– Рада, что едешь? – спросил я.

– Ага, ужасно. Особенно – что вместе с тобой...

– Ну, а если мы не найдем овцу? Возвращаться мне будет некуда. Кто знает – может, тогда это путешествие станет пожизненным, и я буду болтаться по свету до конца своих дней...

– Прямо как твой друг?

– Ну да. Мы с ним в каком-то смысле – два сапога пара. Разница только в том, что он сбежал по собственной воле, а меня вышвыривают насильно... Я тычком затушил сигарету в пепельнице. Кошка подняла голову, протяжно зевнула и заняла прежнюю позу.

– Ты уже собрал вещи? – спросила она.

– Нет еще, сейчас буду. Да собирать-то особо нечего – белье на смену да мелочи туалетные... Тебе, кстати, тоже много брать ни к чему – все, что понадобится, прямо на месте и купим. Денег столько, что девать некуда.

– А я так больше люблю! – хихикнула она. – Какое же это путешествие, если нет больших чемоданов!

– В самом деле?...

Из полуоткрытого окна доносилось пронзительное щебетание птиц. Такого щебета я раньше ни разу не слышал. Новое время года принесло новых птиц. Я поймал в ладонь солнечный луч, падавший на нас из окна, и осторожно прижал к ее щеке. Так, не двигаясь, мы пролежали очень долго. Рассеянным взглядом я наблюдал, как белоснежное облако медленно-медленно переползало в небе от одного края окна к другому.