Они собрали вместе все те действия и свойства богов, которые не могли гармонировать с их новым идеалом самообуздания, и соединили также те, которые были понятны и гармоничны, обозначив всю совокупность последних именем Дэва-Дэва, или Бог богов вселенной. Бог, чтобы ему поклонялись, не мог быть больше только символом силы; от него требовалось уже нечто большее. Теперь он стал нравственным богом, любящим человечество и делающим ему добро. Но идея о боге все же осталась; только его нравственное значение, а следовательно, и могущество увеличились. На него стали смотреть не только как на самое могущественное существо во вселенной, но также и как на самое нравственное. По мере того, как понятие о богах расширялось, увеличивались и затруднения, которые требовалось разрешить. Если качества богов возрастали в арифметической прогрессии, вопросы вырастали в геометрической. Трудность объяснения поведения Иеговы была очень небольшая, в сравнении с трудностью объяснения мотивов бога вселенной. И до настоящего дня остается неразрешенным вопрос - "Почему Всемогущий и Вселюбящий Бог, управляющий вселенной, допускает в ней столько дьявольщины? Почему должно быть настолько больше страданий, чем счастья, и настолько больше порока, чем добродетели?". Мы можем закрыть глаза на эти вещи, но все же остается факт, что этот мир отвратителен, что, в лучшем случае, он не что иное, как Танталов ад. Мы живем здесь с сильными побуждениями к чувственным наслаждениям и еще более сильными мечтами о них, и не имеем ничего для их удовлетворения. В нас поднимается волна, увлекающая нас против воли вперед, но, как только мы делаем шаг, разражается удар. В нашем уме возникают побуждения, далеко превосходящие пределы наших чувственных идеалов, - но, желая их выполнить, мы никогда не увидим их осуществленными. С другой стороны, все окружающее постоянно наносит нам удары, грозящие сокрушить нас в прах, но, если мы отбросим все идеалы и отдадимся исключительно борьбе с миром, наше существование станет существованием скотов, мы унизим себя и развратимся. Таким образом, ни один из этих путей не ведет к счастью. Несчастье - удел человека, довольствующегося чисто материальной жизнью, но в тысячу раз более несчастна судьба того, кто, во имя истины и высших идеалов, осмеливается выступать вперед и требовать чего-то высшего, чем животные наслаждения. Все это факт, и нет ему никакого объяснения. Но веданта указывает выход. Вы, вероятно, не забыли, что в этих лекциях я не раз упоминал о фактах, которые испугают вас; запомните же, продумайте и усвойте теперь то, что я сейчас скажу вам; в конце концов, оно будет ясно для вас, возвысит вас и сделает способными уразуметь истину и жить в ней.

Совсем не предположение, но положительный факт, что этот мир - Танталов ад, что мы ничего не знаем о вселенной и в то же время не можем сказать, что не знаем. Я не могу сказать, что эта цепь (указывая на часовую цепочку) существует; но, когда я думаю о ней, то знаю, что она существует, хотя это, может быть, и иллюзия моего ума. Я, может быть, все время грежу. Может быть, мне грезится, что я говорю вам и что вы слушаете меня. Никто не может доказать, что это не так. Самое существование моего ума, может быть, иллюзия, так как никто никогда не видел своего ума; и все-таки мы считаем существование его доказанным. То же самое и относительно всего прочего. Я не считаю несомненным существование моего тела, и в то же время не могу сказать, что оно не существует, или что оно не мое. Таким образом, мы стоим между знанием и незнанием, в таинственной полутьме, где истина смешивается с ложью; но где именно они встречаются - никто не знает. Мы бродим среди грез, наполовину спящие, наполовину бодрствующие, проходя всю нашу жизнь в тумане. Это участь каждого из нас. Это судьба всякого чувственного знания, всякой философии, всей нашей хваленой науки. Такова вселенная!

О всем, что вы называете материей, умом, духом, или чем хотите, - так как вы можете давать им какие угодно названия, - мы не можем сказать, что они есть и в то же время не можем сказать, что их нет; не можем сказать, что все они - одно, и не можем сказать, что они - многое. Эта вечная игра света и тьмы, - многообразная, неразборчивая, неясная, неделимая, заставляющая вещи казаться фактами и в то же время не фактами, всегда находящаяся налицо и заставляющая нас верить, что мы бодрствуем и в то же время спим, - называется майя. Она - простое утверждение факта. Мы рождаемся в майе, живем, думаем и грезим в ней. В ней мы философы и религиозные люди, дьяволы и даже Боги. Расширьте любую вашу идею насколько можете, направляйте ее все выше и выше, называйте ее бесконечной или какими хотите именами, и все-таки эта идея будет в майе. Иначе и быть не может. Все человеческое знание - только обобщение майи, только усилие узнать ее, как она есть в действительности. Это дело Нама-Рупы, имени и формы. Все, что имеет форму, все, что вызывает в уме идею, - все в майе. Германские философы говорят, что все подчинено законам времени, пространства и причинности.