Китайская диаспора, то есть huaren,,люди китайского происхождения, в отличие от zhongguoren,или жителей государства Китай, все чаще озвучивают идею “культурного Китая” как проявления их gonsh,или общего сознания. Китайская идентичность, которая в двадцатом веке подвергалась многочисленным нападкам со стороны Запада, теперь находится в процессе переопределения, и в этом помогают выдержавшие проверку временем составляющие китайской культуры


.

Исторически эта идентификация совпадала также и с различными взаимоотношениями с центральными властями китайского государства. Это чувство культурной идентичности облегчает рост экономических взаимоотношений между несколькими Китаями,что стало основным фактором, обусловившим экономический рост как материкового Китая, так и других обществ, и обеспечило тем самым материальный и психологический стимул для усиления китайской культурной идентичности. [c.261]

“Большой Китай”, таким образом, это не просто абстрактное понятие. Это быстро растущая культурная и экономическая реалия, которая уже начала становиться политической. Благодаря китайцам в 1980-е и 1990-е годы имел место бурный экономический рост: на материковой части, у Тигров (три из четырех Тигров – китайские общества), и в Юго-Восточной Азии. Экономика Восточной Азии все больше концентрируется вокруг Китая, и Китай все сильнее доминирует в ней. Китайцы из Гонконга, Тайваня и Сингапура предоставили основную часть капиталов, которые вызвали резкий подъем экономики материкового Китая в 1990-х. Зарубежные китайцы доминируют в экономиках стран Юго-Восточной Азии. К началу 1990-х годов китайцы составляли 1% населения Филиппин, но отвечали за 35% продаж местных фирм. В середине 1980-х в Индонезии китайцев было 2 – 3 процента от общего населения, но в их руках было сосредоточено около 70% местного частного капитала. Семнадцать из двадцати пяти крупнейших компаний контролировались китайцами, а один китайский конгломерат давал 5% ВНП Индонезии. В начале 1990-х китайцы составляли 10% населения Таиланда, но владели девятью из десяти крупнейших фирм и отвечали за 50% ВНП. Китайцы составляют примерно одну треть населения Малайзии, но экономика почти полностью в их руках


. Вся восточно-азиатская экономика вне Японии и Кореи – это, по сути, китайская экономика.

Возникновение сферы совместного процветания Большого Китая в значительной мере облегчается “бамбуковой сетью” семейных и личных отношений, а также общей культурой. Зарубежные китайцы способны вести бизнес в Китае намного лучше жителей Запада или японцев. В Китае доверие и преданность зависят от личных связей, а не от контактов, законов и других письменных документов. Западному бизнесмену будет намного проще вести дела в Индии, чем в Китае, где верность договорам зиждется на личных взаимоотношениях. Фунабаси Йоичи в 1993 году с [c.262] завистью заметил, что Китай извлек немалую выгоду из “не имеющей границ сети китайских коммерсантов в Гонконге, Тайване и Юго-Восточной Азии”


. “Зарубежные китайцы, – соглашается с ним один американский бизнесмен, – обладают предпринимательской жилкой, знают язык и переносят «бамбуковую сеть» своих семейных связей на деловые контакты. И имеют огромное преимущество над всеми, кто должен отчитываться перед советом директоров где-нибудь в Акроне или Филадельфии”. Преимущества зарубежных китайцев, ведущих дела на материке, также хорошо сформулировал Ли Кван Ю: “Мы – этнические китайцы. У нас много общего в наследии и культуре… Люди симпатизируют тем, кто на них похож. Это чувство взаимопонимания усиливается, если общими являются культура и язык. Это облегчает доверие и взаимопонимание – основу для любых деловых отношений”


. В конце восьмидесятых – девяностых годов двадцатого века зарубежные этнические китайцы смогли “продемонстрировать скептически настроенному миру, что связи quanxi, основанные на общности культуры и языка, могут скомпенсировать пробелы в правовых нормах и неясности в правилах и нормах”. Важность общей культуры для экономического развития была подчеркнута на Второй всемирной конференции китайских предпринимателей, состоявшейся в Гонконге в ноябре 1993-го. Ее описывали как “всекитайский триумфальный праздник, на который собрались китайские бизнесмены со всего мира”


. В синском мире, как везде, культурная общность стимулирует развитие экономических связей.

Снижение активности экономического участия Запада в китайской экономике после событий на площади Таньаньмынь, за которым последовало десятилетие бурного экономического роста в Китае, дало возможность и стимул зарубежным китайцам превратить свою особую культуру и личные связи в капитал, и их крупные инвестиции хлынули в Китай. Результатом стал резкий рост экономических связей между китайскими сообществами. В 1992 году 80% [c.