15. ГЕРОЙ
До сих пор нам никак не удавалось пристальнее взглянуть на лик
комического. Когда я писал, что роман представляет нам мираж именно как
мираж, слово "комедия" стало бродить вокруг острия пера, словно пес, который
почуял, что его кличут. По какой-то непонятной причине тайное сходство
заставляет нас сблизить мираж над выжженным жнивьем и комическое в душе
человека.
История заставляет нас вновь вернуться к рассматриваемой проблеме.
Что-то осталось неясным, что-то повисло в воздухе, колеблясь между
помещением таверны и кукольным театром маэсе Педро. И это что-то - не что
иное, как воля Дон Кихота.
У нашего приятеля можно отнять счастье, но мужество и упорство отнять у
него нельзя. Пусть приключение - плод болезненного воображения; воля к
приключению действительна и правдива. Но приключение - нарушение
материального порядка вещей, ирреальность. В воле к приключению, в мужестве
и упорстве мы наблюдаем странную двойственную природу. Два ее элемента
принадлежат к противоположным мирам: желание реально, желаемое ирреально.
Эпос не знает ничего подобного. Персонажи Гомера принадлежат к тому же
миру, что их желания. Напротив, в романе Сервантеса изображен человек,
желающий изменить действительность. Но разве он сам не часть той же
действительности? Разве он сам не живет в ней и не является ее закономерным
продуктом? Как то, чего нет,- замысел приключения - может править суровой
действительностью, определяя ее порядок? Вероятно, никак. Безусловно,
однако, в мире находятся люди, исполненные решимости не довольствоваться
действительностью. Они надеются, что дела пойдут по-другому, они
отказываются повторять поступки, навязанные обычаем и традицией; иными
словами, биологические инстинкты толкают их к действию. Таких людей называют
героями. Ибо быть героем - значит быть самим собой, только собой. Если мы
оказываем сопротивление всему обусловленному традицией и обстоятельствами,
значит, мы хотим утвердить начало своих поступков внутри себя. Когда герой
хочет, не предки и не современные обычаи в нем хотят, а хочет он сам. Это
желание быть собою самим и есть героизм.
Я не знаю более глубокого вида оригинальности, чем эта "практическая",
активная оригинальность героя. Его жизнь - вечное сопротивление обычному и
общепринятому. Каждое движение, которое он делает, требует от него сначала
победы над обычаем, а затем изобретения нового рисунка поступка. Такая жизнь
- вечная боль, постоянное отторжение той своей части, которая подчинилась
обычаю и оказалась в плену материи.