12. ВЕТРЯНЫЕ МЕЛЬНИЦЫ
Перед нами поле Монтьель - беспредельное пылающее пространство, где,
как в книге примеров, собраны все вещи в мире. Шагая по нему с Дон Кихотом и
Санчо, мы понимаем, что вещи имеют две грани. Одна из них - "смысл" вещей,
их значение, то, что они представляют, когда их подвергают истолкованию.
Другая грань - "материальность" вещей, то, что их утверждает до и сверх
любого истолкования.
Над линией горизонта, обагренной кровью заката - словно проколота вена
небесного свода,- высятся мельницы Криптаны и машут крыльями. Мельницы имеют
смысл: их "смысл" в том, что они гиганты. Правда, Дон Кихот не в своем уме.
Но, даже признав Дон Кихота безумным, мы не решим проблемы. Все ненормальное
в нем всегда было и будет нормальным применительно ко всему человечеству.
Пусть эти гиганты и не гиганты - тем не менее... А другие? Я хочу сказать,
гиганты вообще? Ведь в действительности их нет и не было. Так или иначе,
миг, когда человек впервые придумал гигантов, ничем существенным не
отличается от этой сцены из "Дон Кихота". Речь бы всегда шла о некой вещи,
которая не гигант, но, будучи рассмотрена со своей идеальной стороны,
стремилась в него превратиться. В вертящихся крыльях мельниц мы видим намек
на руки Бриарея[29]. Если мы подчинимся влекущей силе намека и пойдем по
указанному пути, мы придем к гиганту.
Точно так же и справедливость, и истина, и любое творение духа -
миражи, возникающие над материей. Культура - идеальная грань вещей-стремится
образовать отдельный самодовлеющий мир, куда мы могли бы переместить себя.
Но это иллюзия. Культура может быть расценена правильно только как иллюзия,
как мираж, простертый над раскаленной землей.