При референциальном употреблении определенная дескрипция есть просто один из инструментов для производства определенной работы — привлечения внимания к личности или вещи — и в общем любой другой инструмент для производства этой же самой работы, другая дескрипция или имя, сделают это с тем же успехом[7].

Критериями различения между двумя указанными контекстами употребления определенных дескрипций должны быть, по видимому, определенные существенные для этих контекстов обстоятельства. Примеры, которые приводит Доннелан, иллюстрируют, какого они должны быть рода, или, иначе, что надо знать о говорящем, чтобы утверждать, что он употребляет определенную дескрипцию референциально или атрибутивно. Так, если некто, хорошо знавший покойного Смита, произносит высказывание ‘Убийца Смита невменяем’ (4), находясь под сильным впечатлением от картины злодейского преступления, но не зная, кто именно его совершил, мы вправе будем заключить, что здесь выражение ‘убийца Смита’ употреблено атрибутивно. Нам для этого достаточно знать о говорящем все вышеперечисленное; более того, вероятно, нам достаточно всего лишь знать о говорящем, что он не знает и не предполагает, кто именно убил Смита. Конечно, наблюдатель не может быть абсолютно уверен, что в момент произнесения фразы у говорящего не мелькнуло подозрение относительно личности убийцы и что соответствующая дескрипция не была употреблена именно с целью указания на него, даже если исходное намерение, мотивировавшее произнесение фразы было атрибутивным. (Мгновение спустя, быть может, подозрения рассеялись и как у говорящего, так и у наблюдателя благодаря этому сохранилась иллюзия атрибутивности употребления дескрипции, что впоследствии может быть установлено из ответа Никого конкретного на вопрос Кого вы имеете в виду?.) Но в принципе мы вправе любой случай употребления определенных дескрипций оценивать, исходя из презумпции нереференциальности.

Настоящие трудности возникают при определении условий референциальности терминов, в частности — определенных дескрипций — на основании контекста их употребления; случай, который для нас как раз представляет первейший интерес. Доннелан так описывает обстоятельства, в соответствии с которыми выражение ‘убийца Смита’ должно быть понято референциально: некий Джонс обвинен в убийстве Смита и посажен на скамью подсудимых, обсуждается странное поведение Джонса во время процесса и в ходе этого обсуждения звучит рассматриваемая фраза. Здесь перечислены внешние обстоятельства: то, что Джонсу вменяется в вину убийство Смита, есть общепризнанный факт, а не частное предположение высказывающего фразу; наконец, сама фраза включена в разговор, который уже ведется, по общему же мнению, о Джонсе. Действительно, подобные обстоятельства вполне могут подтолкнуть наблюдателя к предположению и даже уверить его в том, что рассматриваемая дескрипция, будучи интегрирована в подобный разговор, употреблена референциально. Но этого не достаточно, если требуется объяснить, как возможно референциальное употребление термина; существенным обстоятельством здесь оказывается мотив или намерение говорящего. Но если так, то прагматическая теория референции, очевидно, должна включать в себя элементы интенциональной концепции значения.

Предположим, что фразу, содержащую дескрипцию ‘убийца Смита’ произносит человек, который, так же, как и все, верит в виновность Джонса, но не хочет, чтобы его обвинили: как мы должны рассудить в таком случае — употребляет он соответствующую дескрипцию для того, чтобы в очередной раз указать на Джонса или же с целью привлечь внимание или даже намекнуть на некоторые индивидуальные черты, которым явно должен отвечать убийца Смита, но, похоже, не отвечает Джонс? Такой человек может даже ответить на вопрос Кого вы имели в виду? Кто именно безумен? ответить Джонс, конечно, его я имел в виду, а потом добавить Если, конечно, он — убийца (возможно, так тихо, что его никто не услышит, или вовсе про себя). Если мы принимаем в качестве критериев референциальности термина обстоятельства упомянутых типов, конституирующие непосредственный ситуативный контекст его употребления, то, в том случае, когда мы знаем или предполагаем, что у говорящего, например, двойственное отношение к индивиду, признанному в контексте разговора референтом термина (о чем говорящий также должен знать), мы должны принять дополнительную гипотезу, касающуюся тех взглядов и предубеждений, на основании которых данное выражение было употреблено в данном контексте — и не столько то, что у говорящего имеются такие-то взгляды, сколько, что именно они, а не какие-то другие его верования и убеждения (относящиеся к делу), были подлинным мотивом данного произнесения определенной дескрипции (и термина вообще).