Моя эпистемическая позиция может быть такова, что снег бел для меня вообще не утверждение, т.е. его высказывание не позволяет истинностной корреляции (в духе Тарского) с высказыванием второго предложения, которое, поскольку в нем задействованы условия истинности, для меня является утверждением. Она, эта позиция, может быть такова, что не позволяет эквивалентности между снег бел как обыденным высказыванием, имеющим свое специфическое назначение в языке, и истинно, что снег бел как высказыванием, привлекающим условия истинности и опирающимся на понятие истинности. Чтобы высказать первое, мне вообще не нужно понятие истины.

Итак, концепция Тарского не решает вопрос о природе истинности и даже не ставит такой задачи (хотя издалека может показаться, что она ее ставит): она только показывает, как от утверждений о реальности мы можем перейти к утверждениям об истинностных значениях предложений, при каких условиях мы можем это сделать — а важнейшим среди этих условий является собственно уже наличие какой-либо теории истины, представляющей собой не что иное, как ответ на вопрос о природе истинности.

Иногда утверждается, что концепция Тарского обосновывает дефляционную концепцию истинности[55], показывая, как могут быть эквивалентны предложение языка и предложение, приписывающее этому предложению истинностное значение. Однако Тарский устанавливает эту эквивалентность через понятие имплицированности предложения о предложении в утверждении самого оцениваемого предложения — что не очевидно, поскольку эту связь импликации не следует принимать как нечто само собой разумеющееся: в этом случае тезис (устанавливающий эквивалентность между двумя видами предложений) окажется предпосылкой, как это у Тарского и происходит. По-видимому, более обосновано мнение Кёркэма, атрибутирующего Тарскому онтологический наивный реализм[56]: по его мнению, возражения Тарского против определения его концепции как реалистической носят эпистемологический, а не онтологический характер (параграфы 18 и 19 статьи Семантическая концепция истины...).

В любом случае концепцию истины Тарского правильно будет определить как модификацию формально-логической концепции истины, поскольку и та, и другая показывают, как при выводе одного предложения из других его истинностные значения последних сохраняются в выводе и обусловливают его истинностное значение, но не решают вопрос о природе истинности посылок. Это означает, что концепция истины Тарского не может быть удовлетворительнее, чем корреспондентная или другие классические концепции истины в том отношении, что она не решает и даже не ставит перед собой тех задач, для решения которых разрабатывались эти концепции. Концепция Тарского по отношению к ним нейтральна, но нейтральность по отношению к теориям истины еще не делает ее онтологически нейтральной: ее тезис фактически применим и к когерентным критериям истины, и к каким угодно, какие только могут еще появиться, если только они появятся в рамках грамматических структур, совместимых со структурами знакомых нам обыденных языков. Однако семантическая концепция не выдержала бы требований метафизического анти-реализма. Это важно для нас не потому, что нам нужны те или иные метафизические требования, но, наоборот, потому, что именно их последовательный учет — а не игнорирование! — полагается нами важным для возможности установления определенной референции.

1.4.4. Указание на объект в условие-истинностных концепциях значения

Дональд Дэвидсон настаивает на том, что семантическая концепция истины Тарского имеет важное философское значение, поскольку она дает наилучшее основание для построения теории значения. Теория значения представляется ему не чем иным, как метаязыком для объектного языка L. Определение истины, сформулированное в этом языке, дает необходимое и достаточное условия, при которых истинно любое предложение языка-объекта, а дать условия истинности есть способ установления значения предложения. С такой точки зрения, знать семантическое понятие истины для языка значит знать, что такое для предложения — любого предложения — быть истинным, а это равносильно пониманию языка[57].

Что касается других языковых единиц, не предложений, а отдельных выражений, которые могут быть частями предложения, то они, согласно Дэвидсону, имеют значение только в составе предложения и относительно них теория значения должна дать ответ на вопрос: как зависят от их значений значения предложений. Концепция Тарского, по мнению Дэвидсона, позволяет ответить на этот вопрос, поскольку для этого теория значения должна только включать в себя рекурсивное определение истины-для-L, которое определяет предложение как истинное тогда и только тогда, когда оно выполняется всеми объектами.