- Это будет чистый нигилизм, но я никогда не видел человека, который хотя бы в течение одной минуты был последовательным нигилистом, болтать же можно все, что угодно. Другое положение состоит в искании объяснения, в стремлении найти среди этого вечно меняющегося и исчезающего мира что-нибудь реальное, постоянное, неизменное. Есть ли что-нибудь подобное в нашем теле, этой совокупности материальных частиц? Это был вопрос, разрешение которого искали на протяжении всей истории человеческого ума. В истории древних времен мы находим проблески света, которые схватывали человеческие умы. Там мы видим людей, которые даже в то время выходили на шаг за пределы своего тела и нашли нечто, хотя и очень похожее на тело, но отличное от него, гораздо более цельное, более совершенное и остающееся даже тогда, когда тело разрушалось. В гимне Ригведы, обращенном к богу Огня при сжигании мертвых, мы читаем следующие слова: "О, Огонь, возьми его нежно в свои объятия; дай ему совершенное светлое тело и отнеси его туда, где обитают отцы, где нет больше горестей, где нет больше смерти". Эту самую идею вы встретите в каждой религии и с ней другую, в высшей степени замечательную. Во всех без исключения религиях, облечены ли их идеи в мифологию, или выражены ясным языком философии, или прекрасными образами поэзии, везде принимается, что человек в его настоящем состоянии представляет собой вырождение того, чем он был. Что человек теперь - вырождение прежде бывшего человека, это единственное ясное положение, вытекающее из всех Писаний и мифологий. Оно составляет основную мысль истории грехопадения Адама в Еврейском Писании, и постоянно повторяется в священных книгах индусов, в грезах о периоде, который они называют веком истины, когда ни один человек не умирал, если сам не хотел умереть, когда он сохранял свое тело столько, сколько хотел, и его ум всегда был тверд и ясен. В этом веке не было ни смерти, ни зла, ни бедности; настоящее же состояние - извращение того совершенного. Рядом с этим мы везде находим историю о потопе. Эта история уже одна указывает, что настоящие века считаются испорченными прежними. Мир все больше и больше развращался, пока потоп не смыл большую часть человечества, после чего опять началось его улучшение. Теперь мы медленно карабкаемся вверх, чтобы опять достичь прежнего состояния чистоты. Все вы знаете историю потопа, как он описан в Ветхом Завете. Та же история распространена у древних вавилонян, египтян, китайцев и индусов. Рассказывают, что древний мудрец Ману молился на берегу Ганга, когда к нему подплыл маленький пескарь, прося защиты. Ману посадил его в стоящий пред ним горшок с водой и спросил: "Чего ты хочешь?" Пескарь сказал, что он ищет убежища, так как его преследует большая рыба. Ману отнес его домой, но к следующему утру тот стал таким большим, что занял весь сосуд, и сказал Ману: "Я не могу больше жить в этом горшке". Хозяин поместил его в чан, но на следующий день и чан уже не вмещал его, и он объявил, что не может дольше оставаться в чане. Ману пустил его в реку; но к следующему утру рыба заполнила всю реку, и Ману пустил ее в океан. Тогда рыба заявила своему спасителю: "Ману, Я Создатель Мира и принял этот вид, чтобы прийти к тебе и предупредить, что намерен потопить мир. Ты должен построить ковчег и поместить в него свое семейство и по паре всякого рода животных. Из воды поднимется утес. Привяжи к нему ковчег и, когда вода спадет, спустись на землю и насели ее". Земля была опустошена потопом, но Ману спас свое семейство, по паре всякого рода животных и семена всяких растений, а когда наводнение прекратилось, сошел и населил землю, и мы все называемся "ман", потому что произошли от Ману.<<2>> Человеческий язык представляет собой стремление выразить во внешних символах находящуюся внутри нас истину. Ребенок, речь которого состоит из неопределенных и непонятных звуков, делает попытку, я в этом вполне уверен, - выразить в них самую высокую философию; только у ребенка нет ни органов, ни средств для выражения. Язык самого глубокого философа и выражения ребенка различаются только в степени, а не в роде. То, что мы теперь смотрим, как на выражения в высшей степени логичные и математически правильные, отличается от мистического языка мифологии древних только в степени. Все одинаково заключают в себе великую идею, которая, так сказать, силится найти для себя выражение. В древней мифологии часто встречается настоящая суть истины, а за новейшими изящными и отделанными фразами, - приходится с грустью сказать, - часто нет ничего, кроме отъявленной бессмыслицы. Поэтому мы не должны отбрасывать что бы то ни было только потому, что оно облечено в форму мифологии и не сходится с понятиями какого-нибудь ученого новейшего времени.

Если мы смеемся над религиями, потому что большинство из них требуют верить известным вещам на том основании, что это сказал такой-то пророк, то должны еще больше смеяться над новыми, так называемыми образованными людьми. В девятнадцатом веке, если человек цитирует Моисея, Будду или Христа, над ним смеются; но назовите тем же людям имя Гексли, Тиндаля или Дарвина, и все, что сказали последние, они проглотят "без соли".