Скачать 37.88 Кбайт
Три беседы о метатеории сознания
Так, например, феноменологические авторы термин "сознание" применяли к процессам, которые совершаются бессознательно, или, как выражаются феноменологи, анонимно, автоматически, спонтанно и пр. и пр., т.е. они сознанием – и другого термина у них не было, и на это толкала их логика рассуждения – должны были называть такие вещи, которые они в то же время сами не должны были бы называть сознанием: они не являются сознанием по тем же характеристикам, которые они сознанию приписывают.
Тогда в рамках этого рассуждения двусмысленным становится сам термин "сознание". И, может быть, основной парадокс психоанализа заключается в следующем: обычно ведь психоанализ упрекают в том, что в психоанализе понятием совершенно мифологического типа является понятие бессознательного. Оно никак, мол, не определяется, оно есть нечто вроде маленького кобольда, дьяволенка, творящего всякие безобразия. Но дело не в этом. Основной парадокс психоанализа, может быть, как и парадокс феноменологии и экзистенциализма, состоит в том, что термин "сознание" стал двусмысленным, расплылся. Проблемой стало не бессознательное, а сознание, которое осталось непонятным и непонятым.
А.П. Практически получилось так, что Фрейд и Юнг открыли цивилизованному миру бессознательное в порядке отчленения, в порядке аналитического процесса, отчленяющего бессознательное от сознательного для того, чтобы сделать более содержательным аналитическое понимание сознания. А на самом деле аналитическое понимание сознания выявило свою полную бессодержательность именно в результате введения бессознательного.
М.М. Совершенно верно. Проблемой стало сознание – место, природа, содержание и вообще самый смысл понятия "сознание". Мне кажется, понимания можно было бы достичь простым показом того, что оставаясь в рамках сознания, т.е. такого способа описания, который не вводит нечто находящееся вне сознания, вне сознания как субъектно-объектной реальности, нельзя решить проблему сознания. Хотя многие современные авторы и повторяют, что субъект и объект едины, что есть сфера, в которой субъект неотделим от объекта, но в той мере, в какой мы оперируем такой техникой, которая за точку отсчета берет данности сознания или данности в сознании, мы неминуемо оказываемся в рамках парадоксов. Один я уже назвал: мы сознанием называем явно что-то несознательное, приписываем сознанию черты чего-то явно сознанием не являющегося. Во-вторых, мы возвращаемся в этих точках отсчета, в этих координатах, к очень старому парадоксу, который был известен Сократу, древним индийцам и, по крайней мере, таким философам Нового времени, как Декарт и Спиноза, а именно, что сам акт мысли содержит в себе известную парадоксальность. Например, Сократ говорил: для того, чтобы узнать что-то, я должен знать то, что я хочу знать. Я уже должен знать то, что я хочу узнать. Спиноза говорил, что фактически для того, чтобы знать, я должен уже знать, почему мне нужно это узнать, а для того, чтобы знать, почему мне нужно это знать, я должен знать, что я хочу узнать, и так до бесконечности. Для разрешения этого парадокса Спиноза и вводил понятие божественного бесконечного интеллекта, частью которого является человеческий интеллект. И древние индийцы, собственно, говорили то же самое. Ты помнишь теорию Атмана, согласно которой если я нечто фиксирую как факт моего сознания, то я уже не в этом состоянии сознания, и я, следовательно, уже не "я" и т.д. до бесконечности. Так вот, мне кажется, именно для разрешения такого рода ситуаций нам пригодилось бы понятие, которое было бы введено в качестве точки отсчета в понимании сознания так, чтобы эта точка отсчета не лежала бы как данность в сознании.
А.П. Правильно. Но, мне кажется, здесь понятие "сфера сознания", вводимое нами в наше понимание сознания, может помочь и в разрешении ситуации другого рода. Наша парадоксальная ситуация, с одной стороны, в общем является ситуацией чисто умозрительной, с другой же стороны, она, по-видимому, связана с очень стойкой "металингвистической" ситуацией. Дело в том, что существует такая аксиома европейского, да, впрочем, почти и всякого иного умозрения. Эта аксиома, которая в ряде систем присутствует имплицитно, а в ряде систем достаточно ясно текстуально выражена, заключается вот в чем: если мы говорим, что мы что-то понимаем, что мы что-то пытаемся понять, то мы при этом предполагаем, что это что-то себя не понимает либо что оно себя не понимает в данный момент. В общем любое умозрительное допущение "твоего", "моего" понимания чего-либо с необходимостью, аксиоматически, предполагает, что это "что-то" хотя бы в ситуации нашего понимания себя не понимает. Когда мы понимаем, то оно само себя не понимает: если оно понимает само себя, то, значит, мы его не понимаем. Такова "аксиома исключительности", которая, по существу, всегда устанавливает какие-то области монополии понимания. Введение "сферы сознания" поможет разрешению такой ситуации потому, что в данном случае, когда я говорю, что существует неприуроченное к объекту и субъекту сознание, я просто хочу сказать, что я при этом отвлекаюсь от проблемы его понимания самим собой.
Тогда в рамках этого рассуждения двусмысленным становится сам термин "сознание". И, может быть, основной парадокс психоанализа заключается в следующем: обычно ведь психоанализ упрекают в том, что в психоанализе понятием совершенно мифологического типа является понятие бессознательного. Оно никак, мол, не определяется, оно есть нечто вроде маленького кобольда, дьяволенка, творящего всякие безобразия. Но дело не в этом. Основной парадокс психоанализа, может быть, как и парадокс феноменологии и экзистенциализма, состоит в том, что термин "сознание" стал двусмысленным, расплылся. Проблемой стало не бессознательное, а сознание, которое осталось непонятным и непонятым.
А.П. Практически получилось так, что Фрейд и Юнг открыли цивилизованному миру бессознательное в порядке отчленения, в порядке аналитического процесса, отчленяющего бессознательное от сознательного для того, чтобы сделать более содержательным аналитическое понимание сознания. А на самом деле аналитическое понимание сознания выявило свою полную бессодержательность именно в результате введения бессознательного.
М.М. Совершенно верно. Проблемой стало сознание – место, природа, содержание и вообще самый смысл понятия "сознание". Мне кажется, понимания можно было бы достичь простым показом того, что оставаясь в рамках сознания, т.е. такого способа описания, который не вводит нечто находящееся вне сознания, вне сознания как субъектно-объектной реальности, нельзя решить проблему сознания. Хотя многие современные авторы и повторяют, что субъект и объект едины, что есть сфера, в которой субъект неотделим от объекта, но в той мере, в какой мы оперируем такой техникой, которая за точку отсчета берет данности сознания или данности в сознании, мы неминуемо оказываемся в рамках парадоксов. Один я уже назвал: мы сознанием называем явно что-то несознательное, приписываем сознанию черты чего-то явно сознанием не являющегося. Во-вторых, мы возвращаемся в этих точках отсчета, в этих координатах, к очень старому парадоксу, который был известен Сократу, древним индийцам и, по крайней мере, таким философам Нового времени, как Декарт и Спиноза, а именно, что сам акт мысли содержит в себе известную парадоксальность. Например, Сократ говорил: для того, чтобы узнать что-то, я должен знать то, что я хочу знать. Я уже должен знать то, что я хочу узнать. Спиноза говорил, что фактически для того, чтобы знать, я должен уже знать, почему мне нужно это узнать, а для того, чтобы знать, почему мне нужно это знать, я должен знать, что я хочу узнать, и так до бесконечности. Для разрешения этого парадокса Спиноза и вводил понятие божественного бесконечного интеллекта, частью которого является человеческий интеллект. И древние индийцы, собственно, говорили то же самое. Ты помнишь теорию Атмана, согласно которой если я нечто фиксирую как факт моего сознания, то я уже не в этом состоянии сознания, и я, следовательно, уже не "я" и т.д. до бесконечности. Так вот, мне кажется, именно для разрешения такого рода ситуаций нам пригодилось бы понятие, которое было бы введено в качестве точки отсчета в понимании сознания так, чтобы эта точка отсчета не лежала бы как данность в сознании.
А.П. Правильно. Но, мне кажется, здесь понятие "сфера сознания", вводимое нами в наше понимание сознания, может помочь и в разрешении ситуации другого рода. Наша парадоксальная ситуация, с одной стороны, в общем является ситуацией чисто умозрительной, с другой же стороны, она, по-видимому, связана с очень стойкой "металингвистической" ситуацией. Дело в том, что существует такая аксиома европейского, да, впрочем, почти и всякого иного умозрения. Эта аксиома, которая в ряде систем присутствует имплицитно, а в ряде систем достаточно ясно текстуально выражена, заключается вот в чем: если мы говорим, что мы что-то понимаем, что мы что-то пытаемся понять, то мы при этом предполагаем, что это что-то себя не понимает либо что оно себя не понимает в данный момент. В общем любое умозрительное допущение "твоего", "моего" понимания чего-либо с необходимостью, аксиоматически, предполагает, что это "что-то" хотя бы в ситуации нашего понимания себя не понимает. Когда мы понимаем, то оно само себя не понимает: если оно понимает само себя, то, значит, мы его не понимаем. Такова "аксиома исключительности", которая, по существу, всегда устанавливает какие-то области монополии понимания. Введение "сферы сознания" поможет разрешению такой ситуации потому, что в данном случае, когда я говорю, что существует неприуроченное к объекту и субъекту сознание, я просто хочу сказать, что я при этом отвлекаюсь от проблемы его понимания самим собой.
|
|