Скачать 18.03 Кбайт
Экзистенциальные аспекты предикационных преобразований
К примеру, любое интервью, записанное корреспондентом той или иной газеты на аудионоситель, требует литературной доработки, где все кажущиеся неточности и упущения (на самом деле в спонтанной речи все же выраженные с помощью необходимых средств) "восполняются" корреспондентом.
Письменный язык есть идеал, который не воплощается в повседневно реализуемой устной речи, в которой а) помимо средств языка используются жесты, опора на очевидный ситуационный контекст и т.п. и б) на поверхность выходят "глубинные" структуры. Буквальная письменная запись устного текста выглядела бы абсурдно и была бы "некоммуникативной". Устный язык требует восполнения до уровня идеально установленного так называемого нормативного языка, прокладывания дороги до него. Здесь как раз и должно выполняться то, что описывается формулой "Язык как путь к языку". (Перманентная редакция реального текста, провоцируемая восприятием самого текста, есть (бесконечное) создание текста идеального).
При трансформации устного языка (речи) преобразователь совершает усилия по совершению, творению языка — в отличие от спонтанного ("недо-")языка реальности, который только лишь долженствует быть подлинным (Говорящим свойственна иллюзия, что они говорят на "нормальном" языке, тогда как "нормальная" фраза еще не создана и может быть не достроена вообще как звучащий или письменный знак).
Таким образом, (письменное или письменно-подобное (отрабатываемое)) творчество есть создание языка на основе (недо-)языка реальности, суррогата пропозиций (неорганизованного комплекса ГС) — образований из "необработанной" мысли, жестов, контекста (пресуппозиции — бесконечного и непрерывного субстрата говорения), псевдо-поверхностных средств "первичной" обработки пропозициональных форм.
"Точная", трансцендентно ориентированная поверхностная структура становится в таком контексте недостижимым идеалом, ибо она есть элемент нормы, "чистого" языка, постулированного быть, но не существующего, или существующего идеально-параллельно реальному языку (речи).
Совокупность книжных текстов образует параллельный спонтанному "супертекст", квинтэссенция которого и есть (или, скорее, опять же, только могла бы быть при том, что должна быть) вектор стремления к идеальному языку трансценденции .
Нормированная речь — это "максимально словная", лингвистически самодостаточная речь. То, что в устной речи выражается невербально, при "нормировании" должно подвергаться "лингвизации", вербализации, максимально возможно применительно к конкретной ситуации (и адекватно ей). Нормативной будет такая фраза, запись которой определяла бы ее однозначное звучание и понимание.
Ненормативность возникает при "вклинении" невербальных компонентов, которые должны "вербализоваться" при отправлении и получении только в ментальной области — в сознании собеседников. При реальном говорении идеальная поверхностная структура не достраивается до конца, и ее смысл передается в речи при помощи воспроизведения одной из предшествовавших ей глубинных структур. Идеальная структура должна достраиваться уже в сознании слушающего после получения "сырого" высказывания, ведь понимание и предполагает возможность достраивания. Следствием этого является парадокс: речь "вербализуется", только выходя из зоны возможной вербальности.
Чистая "словная" речь, включая пунктуацию, всегда провоцирует создание у получателя информации образа интонации и кинесики. Т.е. по отношению к словной речи невербальные компоненты, включая интонацию, будут по крайней мере казаться вторичными, следовать из нее. В словной речи уже ("пред")заложен минимум (он же максимум, он же оптимум) невербальных средств, необходимых и достаточных для реализации коммуникации. Т.е. "слова" (сами слова и способ их записи) идеальной нормативной речи есть ВСЁ. (90% вербальных компонентов содержат достаточно однозначное указание на 10% невербальных). "Слова" же, только слова разговорной речи — это ничто. Разговорная речь есть зыбкий компенсирующий баланс вербальных и невербальных компонентов. Предикативность разговорных "предложений" аморфна и часто не достигает абстрактной полноты письменной речи. Построение (а, следовательно и толкование) однозначно предикативных высказываний возлагается на слушателя.
Речь идет о том, что в результате локальных предикаций, сущностью которых является последовательное продвижение от серии глубинных структур к структуре поверхностной, в виде материального знака в речь должно выдаваться а) стопроцентно предикативное предложение, которое б) должно соответствовать синтаксической, лексической, морфологической норме. Полученная поверхностная структура "в обратном порядке" "репредицируется" до ее смысла, вложенной идеи (в идеале) через серию тех же самых глубинных структур. Но в спонтанной речи этот идеальный знак в речь не выдается. Реальные говорящие используют звучащие варианты тех же самых "недоформированных" глубинных структур, не соответствующие синтаксической норме предикативности (хотя бы по интонации) и доминирующему типу синтаксического построения.
Письменный язык есть идеал, который не воплощается в повседневно реализуемой устной речи, в которой а) помимо средств языка используются жесты, опора на очевидный ситуационный контекст и т.п. и б) на поверхность выходят "глубинные" структуры. Буквальная письменная запись устного текста выглядела бы абсурдно и была бы "некоммуникативной". Устный язык требует восполнения до уровня идеально установленного так называемого нормативного языка, прокладывания дороги до него. Здесь как раз и должно выполняться то, что описывается формулой "Язык как путь к языку". (Перманентная редакция реального текста, провоцируемая восприятием самого текста, есть (бесконечное) создание текста идеального).
При трансформации устного языка (речи) преобразователь совершает усилия по совершению, творению языка — в отличие от спонтанного ("недо-")языка реальности, который только лишь долженствует быть подлинным (Говорящим свойственна иллюзия, что они говорят на "нормальном" языке, тогда как "нормальная" фраза еще не создана и может быть не достроена вообще как звучащий или письменный знак).
Таким образом, (письменное или письменно-подобное (отрабатываемое)) творчество есть создание языка на основе (недо-)языка реальности, суррогата пропозиций (неорганизованного комплекса ГС) — образований из "необработанной" мысли, жестов, контекста (пресуппозиции — бесконечного и непрерывного субстрата говорения), псевдо-поверхностных средств "первичной" обработки пропозициональных форм.
"Точная", трансцендентно ориентированная поверхностная структура становится в таком контексте недостижимым идеалом, ибо она есть элемент нормы, "чистого" языка, постулированного быть, но не существующего, или существующего идеально-параллельно реальному языку (речи).
Совокупность книжных текстов образует параллельный спонтанному "супертекст", квинтэссенция которого и есть (или, скорее, опять же, только могла бы быть при том, что должна быть) вектор стремления к идеальному языку трансценденции .
Нормированная речь — это "максимально словная", лингвистически самодостаточная речь. То, что в устной речи выражается невербально, при "нормировании" должно подвергаться "лингвизации", вербализации, максимально возможно применительно к конкретной ситуации (и адекватно ей). Нормативной будет такая фраза, запись которой определяла бы ее однозначное звучание и понимание.
Ненормативность возникает при "вклинении" невербальных компонентов, которые должны "вербализоваться" при отправлении и получении только в ментальной области — в сознании собеседников. При реальном говорении идеальная поверхностная структура не достраивается до конца, и ее смысл передается в речи при помощи воспроизведения одной из предшествовавших ей глубинных структур. Идеальная структура должна достраиваться уже в сознании слушающего после получения "сырого" высказывания, ведь понимание и предполагает возможность достраивания. Следствием этого является парадокс: речь "вербализуется", только выходя из зоны возможной вербальности.
Чистая "словная" речь, включая пунктуацию, всегда провоцирует создание у получателя информации образа интонации и кинесики. Т.е. по отношению к словной речи невербальные компоненты, включая интонацию, будут по крайней мере казаться вторичными, следовать из нее. В словной речи уже ("пред")заложен минимум (он же максимум, он же оптимум) невербальных средств, необходимых и достаточных для реализации коммуникации. Т.е. "слова" (сами слова и способ их записи) идеальной нормативной речи есть ВСЁ. (90% вербальных компонентов содержат достаточно однозначное указание на 10% невербальных). "Слова" же, только слова разговорной речи — это ничто. Разговорная речь есть зыбкий компенсирующий баланс вербальных и невербальных компонентов. Предикативность разговорных "предложений" аморфна и часто не достигает абстрактной полноты письменной речи. Построение (а, следовательно и толкование) однозначно предикативных высказываний возлагается на слушателя.
Речь идет о том, что в результате локальных предикаций, сущностью которых является последовательное продвижение от серии глубинных структур к структуре поверхностной, в виде материального знака в речь должно выдаваться а) стопроцентно предикативное предложение, которое б) должно соответствовать синтаксической, лексической, морфологической норме. Полученная поверхностная структура "в обратном порядке" "репредицируется" до ее смысла, вложенной идеи (в идеале) через серию тех же самых глубинных структур. Но в спонтанной речи этот идеальный знак в речь не выдается. Реальные говорящие используют звучащие варианты тех же самых "недоформированных" глубинных структур, не соответствующие синтаксической норме предикативности (хотя бы по интонации) и доминирующему типу синтаксического построения.
|
|