Скачать 11.55 Кбайт
Разговор д'Аламбера с Дидро
Наши чувства —
клавиши, по которым ударяет окружающая нас природа и
которые часто ударяют сами себя; вот что, по моему
мнению, происходит в музыкальном инструменте,
организованном так, как вы и я. Причиной, лежащей в
инструменте или вне его, вызывается известное
впечатление; от впечатления рождается ощущение, более или
менее длительное, так как невозможно представить, чтобы
оно возникло и замерло в неделимое мгновение; за ним
следует другое впечатление, причина которого равным
образом кроется внутри и вне живого существа, а затем
brnpne ощущение и голоса, выражающие их в естественных
или условных звуках.
Д'Аламбер. Понимаю. Следовательно, если бы этот
чувствующий и одушевленный инструмент был к тому же
одарен способностью питаться и воспроизводиться, он жил
бы и производил бы один или вместе со своей самкой
маленькие одаренные жизнью и звучащие музыкальные
инструменты?
Дидро. Без сомнения. Что же иное, по-вашему, представляют
собой зяблик, соловей, музыкант, человек? И какую иную
разницу находите вы между чижом и органчиком, с помощью
которого чиж научается петь? Возьмите, например, яйцо.
Оно ниспровергает все теологические школы и все храмы на
земле. А что такое яйцо? Бесчувственная масса, пока не
введен туда зародышевый пузырек. А когда он введен туда,
что оно представляет собой? Опять-таки бесчувственную
массу, так как зародышевый пузырек сам по себе является
лишь инертной и простой жидкостью. Что может сообщить
этой массе другую организацию, чувствительность, жизнь?
Теплота. Что создает теплоту? Движение. Каковы будут
последовательные результаты движения? Не торопитесь
отвечать, присядьте, и будем наблюдать за стадиями
развития. Сначала это — колеблющаяся точка, затем —
ниточка, которая растягивается, окрашивается; потом —
формирующееся тело, у которого появляются клюв, концы
крыльев, глаза, лапки;
желтоватая материя, которая развертывается и производит
внутренности; наконец, это — животное. Животное движется,
волнуется, кричит;
я слышу его крики сквозь скорлупу, оно покрывается
пушком, видит. От тяжести голова его качается, клюв
постоянно приходит в соприкосновение с внутренней стенкой
его тюрьмы. Но вот она пробита: животное выходит на волю,
разгуливает, летает, раздражается, бегает, приближается,
жалуется, страдает, любит, жалеет, наслаждается;
оно подвержено таким же аффектам и совершает такие же
действия, как и вы. Будете ли вы вместе с Декартом
утверждать, что это — настоящая, одаренная способностью
подражания машина? Но дети осмеют вас, а философы
возразят вам, что если это машина, то вы тоже машина.
Если вы признаете, что между животным и вами разница
только в организации, вы обнаружите здравый смысл и
разум, вы окажетесь добросовестным мыслителем, но отсюда
сделают против вас вывод, что инертная материя, известным
образом расположенная, пропитанная другой инертной
материей, теплотой и движением, получает
чувствительность, жизнь, память, сознание, страсти,
мысль. И вам придется остановиться на одном из двух
выводов: либо представить себе наличность в инертной
массе яйца скрытого элемента, который ждет процесса
развития, чтобы обнаружить свое присутствие, либо
предположить, что в определенный момент развития этот
невидимый элемент проникает туда через скорлупу. Но что
это за элемент? Занимает он пространство или нет? Как он
проникает туда или развертывается там, не двигаясь? Где
был он? Что делал там или где-нибудь в другом месте? Был
ли он создан в момент, когда понадобился, или существовал
раньше и ждал жилища? Если он был чем-то однородным, то
он был материальным, если же — разнородным, то нельзя
понять ни его инертности до процесса развития, ни его
энергии в развившемся животном. Прислушайтесь к себе, и
b`l станет жалко себя: вы почувствуете, что, для того
чтобы не допустить простого, все объясняющего
предположения — чувствительности как общего свойства
материи или продукта организации, вы противоречите
здравому смыслу и низвергаетесь в пропасть, полную тайн,
противоречий и абсурдных выводов.
Д'Аламбер. Предположение! Легко сказать. Но что, если это
свойство по существу своему несовместимо с материей?
Дидро. А откуда вы знаете, что чувствительность по
существу своему несовместима с материей,— вы, который не
знаете сущности чего бы то ни было: ни материи, ни
чувствительности? Разве вашему пониманию больше доступны
природа движения, его существование в теле и переход из
одного тела в другое?
Д'Аламбер. Не понимая ни природы чувствительности, ни
природы материи, я вижу, что чувствительность — свойство
простое, единое, неделимое и совместимое с делимым
предметом или членом какого-нибудь целого.
Дидро. Метафизико-богословская галиматья! Как, разве вы
не видите, что все свойства, все осязаемые формы, в
которые облечена материя, по существу неделимы? Не
существует ни больше, ни меньше непроницаемости.
клавиши, по которым ударяет окружающая нас природа и
которые часто ударяют сами себя; вот что, по моему
мнению, происходит в музыкальном инструменте,
организованном так, как вы и я. Причиной, лежащей в
инструменте или вне его, вызывается известное
впечатление; от впечатления рождается ощущение, более или
менее длительное, так как невозможно представить, чтобы
оно возникло и замерло в неделимое мгновение; за ним
следует другое впечатление, причина которого равным
образом кроется внутри и вне живого существа, а затем
brnpne ощущение и голоса, выражающие их в естественных
или условных звуках.
Д'Аламбер. Понимаю. Следовательно, если бы этот
чувствующий и одушевленный инструмент был к тому же
одарен способностью питаться и воспроизводиться, он жил
бы и производил бы один или вместе со своей самкой
маленькие одаренные жизнью и звучащие музыкальные
инструменты?
Дидро. Без сомнения. Что же иное, по-вашему, представляют
собой зяблик, соловей, музыкант, человек? И какую иную
разницу находите вы между чижом и органчиком, с помощью
которого чиж научается петь? Возьмите, например, яйцо.
Оно ниспровергает все теологические школы и все храмы на
земле. А что такое яйцо? Бесчувственная масса, пока не
введен туда зародышевый пузырек. А когда он введен туда,
что оно представляет собой? Опять-таки бесчувственную
массу, так как зародышевый пузырек сам по себе является
лишь инертной и простой жидкостью. Что может сообщить
этой массе другую организацию, чувствительность, жизнь?
Теплота. Что создает теплоту? Движение. Каковы будут
последовательные результаты движения? Не торопитесь
отвечать, присядьте, и будем наблюдать за стадиями
развития. Сначала это — колеблющаяся точка, затем —
ниточка, которая растягивается, окрашивается; потом —
формирующееся тело, у которого появляются клюв, концы
крыльев, глаза, лапки;
желтоватая материя, которая развертывается и производит
внутренности; наконец, это — животное. Животное движется,
волнуется, кричит;
я слышу его крики сквозь скорлупу, оно покрывается
пушком, видит. От тяжести голова его качается, клюв
постоянно приходит в соприкосновение с внутренней стенкой
его тюрьмы. Но вот она пробита: животное выходит на волю,
разгуливает, летает, раздражается, бегает, приближается,
жалуется, страдает, любит, жалеет, наслаждается;
оно подвержено таким же аффектам и совершает такие же
действия, как и вы. Будете ли вы вместе с Декартом
утверждать, что это — настоящая, одаренная способностью
подражания машина? Но дети осмеют вас, а философы
возразят вам, что если это машина, то вы тоже машина.
Если вы признаете, что между животным и вами разница
только в организации, вы обнаружите здравый смысл и
разум, вы окажетесь добросовестным мыслителем, но отсюда
сделают против вас вывод, что инертная материя, известным
образом расположенная, пропитанная другой инертной
материей, теплотой и движением, получает
чувствительность, жизнь, память, сознание, страсти,
мысль. И вам придется остановиться на одном из двух
выводов: либо представить себе наличность в инертной
массе яйца скрытого элемента, который ждет процесса
развития, чтобы обнаружить свое присутствие, либо
предположить, что в определенный момент развития этот
невидимый элемент проникает туда через скорлупу. Но что
это за элемент? Занимает он пространство или нет? Как он
проникает туда или развертывается там, не двигаясь? Где
был он? Что делал там или где-нибудь в другом месте? Был
ли он создан в момент, когда понадобился, или существовал
раньше и ждал жилища? Если он был чем-то однородным, то
он был материальным, если же — разнородным, то нельзя
понять ни его инертности до процесса развития, ни его
энергии в развившемся животном. Прислушайтесь к себе, и
b`l станет жалко себя: вы почувствуете, что, для того
чтобы не допустить простого, все объясняющего
предположения — чувствительности как общего свойства
материи или продукта организации, вы противоречите
здравому смыслу и низвергаетесь в пропасть, полную тайн,
противоречий и абсурдных выводов.
Д'Аламбер. Предположение! Легко сказать. Но что, если это
свойство по существу своему несовместимо с материей?
Дидро. А откуда вы знаете, что чувствительность по
существу своему несовместима с материей,— вы, который не
знаете сущности чего бы то ни было: ни материи, ни
чувствительности? Разве вашему пониманию больше доступны
природа движения, его существование в теле и переход из
одного тела в другое?
Д'Аламбер. Не понимая ни природы чувствительности, ни
природы материи, я вижу, что чувствительность — свойство
простое, единое, неделимое и совместимое с делимым
предметом или членом какого-нибудь целого.
Дидро. Метафизико-богословская галиматья! Как, разве вы
не видите, что все свойства, все осязаемые формы, в
которые облечена материя, по существу неделимы? Не
существует ни больше, ни меньше непроницаемости.
|
|