| Авторы: |
Дидро Дени |
Разговор д'Аламбера с Дидро
РАЗГОВОР Д'АЛАМБЕРА С ДИДРО
Д'Аламбер. Я признаю: трудно допустить бытие существа,
которое где-то пребывает и не сообщается ни с одной
точкой вселенной; которое непространственно и занимает
пространство, целиком находясь в каждой частице его;
которое существенно отличается от материи и связано с
нею, следует за нею и приводит ее в движение, оставаясь
само неподвижным, воздействует на нее и подвержено всем
ее изменениям,— бытие существа, у которого столь
противоречивая природа и о котором я не имею ни малейшего
представления. Но перед тем, кто отвергает его
существование, встают другие трудности; ведь если та
чувствительность, которою вы наделяете материю, является
общим и существенным свойством ее, то нужно предположить,
что и камень чувствует? Дидро. Почему бы нет? Д'Аламбер.
Трудно поверить этому. Дидро. Да, тому, кто режет его,
точит, толчет и не слышит его крика.
Д'Аламбер. Мне хотелось бы знать, какова, по вашему
мнению, разница между человеком и статуей, мрамором и
телом.
Дидро. Очень незначительная. Из мрамора делают тело, из
тела — мрамор.
Д'Аламбер. Но тело не то, что мрамор. Дидро. Как то, что
вы называете живой силой, — не то, что мертвая сила.
Д'Аламбер. Не понимаю вас. Дидро. Объяснюсь. Перемещение
тела с одного места на другое не есть движение, а только
его действие.
Движение есть и в движущемся теле и в неподвижном.
Д'Аламбер. Это — новый метод воззрения. Дидро. И все же
правильный. Уберите препятствие с пути неподвижного тела,
и оно передвинется. Разредите внезапно воздух, окружающий
ствол этого огромного дуба, и вода, содержащаяся в дубе,
под влиянием внезапного расширения разорвет его на сотни
частиц. То же я скажу о вашем теле.
Д'Аламбер. Так. Но в чем связь между движением и
чувствительностью? Уж не признаете ли вы существование
деятельной и инертной чувствительности наподобие живой и
мертвой силы? Как живая сила проявляется при
передвижении, а мертвая — при давлении, так деятельная
чувствительность характеризуется у животного и, может
быть, у растения теми или другими заметными действиями, а
в существовании инертной чувствительности можно
удостовериться при переходе ее в состояние деятельной.
Дидро. Великолепно. Вы указали эту связь. Д'Аламбер.
Таким образом, у статуи — только инертная
чувствительность, а человек, животное и, может быть,
растение одарены деятельной чувствительностью.
Дидро. Есть, несомненно, такое различие между куском
мрамора и тканью тела, но вы хорошо понимаете, что это не
единственное различие.
Д'Аламбер. Само собой разумеется. Как бы человек ни
походил по внешности на статую, между их внутренними
организациями нет никакого соотношения. Резец самого
искусного скульптора не создаст ни одной частицы
телесного покрова. Но есть очень простой способ
превращения мертвой силы в живую; такой опыт повторяется
на наших глазах сотни раз на день; между тем я вовсе не
знаю случая, чтобы тело переводили из состояния инертной
чувствительности в состояние чувствительности деятельной.
Дидро. Потому что вы не хотите знать. Это тоже обычное
явление.
Д'Аламбер. Тоже обычное? Скажите, пожалуйста, что же это
за явление?
Дидро. Я вам назову его, если вам не стыдно об этом
спрашивать. Это происходит всякий раз, как вы едите.
Д'Аламбер. Всякий раз, как я ем?
Дидро. Да. Что делаете вы, когда едите? Вы устраняете
препятствие, мешающее появлению в продуктах деятельной их
чувствительности. Вы ассимилируете продукты, делаете из
них тело, одушевляете их, делаете их чувствительными, и
то, что вы проделываете с продуктами, я проделаю, когда
угодно, с мрамором.
Д'Аламбер. Каким образом?
Дидро. Каким образом? Сделаю его съедобным.
Д'Аламбер. Сделать мрамор съедобным — это, кажется, не
так легко.
Дидро. Это уж мое дело... Я беру вот эту статую, кладу ее
в ступку и пестом...
Д'Аламбер. Поосторожней! Ведь это шедевр Фальконе. Если
бы это было произведение Гюэ или какого-нибудь другого...
Дидро. Для Фальконе это ничего не значит: за статую
заплачено, а мнение современников его мало трогает, отзыв
же потомства вовсе не интересует его.
Д'Аламбер. Ну, начинайте же толочь!
Дидро. Превратив кусок мрамора в мельчайший порошок, я
ссыпаю его в черноземную, или плодородную, почву,
смешиваю, поливаю, оставляю гнить год, два, сто лет —
время для меня не важно. Когда вся эта смесь претворится
в материю почти однородную, в чернозем,— знаете ли вы,
что я сделаю?
Д'Аламбер. Уверен, что не будете есть чернозем.
Дидро. Нет, но есть какая-то связь между мною и
черноземом, что-то сближающее нас, какой-то, как сказал
бы химик, latus.
Д'Аламбер. И этот latus — растение?
Дидро. Очень хорошо. Я засеваю чернозем горохом, бобами,
капустой и другими бобовыми растениями. Растения питаются
землею, а я питаюсь растениями.
Д'Аламбер. Верно это или нет, но мне нравится этот
переход мрамора к чернозему, от чернозема к растительному
царству и от последнего к царству животных, к телу.
Д'Аламбер. Я признаю: трудно допустить бытие существа,
которое где-то пребывает и не сообщается ни с одной
точкой вселенной; которое непространственно и занимает
пространство, целиком находясь в каждой частице его;
которое существенно отличается от материи и связано с
нею, следует за нею и приводит ее в движение, оставаясь
само неподвижным, воздействует на нее и подвержено всем
ее изменениям,— бытие существа, у которого столь
противоречивая природа и о котором я не имею ни малейшего
представления. Но перед тем, кто отвергает его
существование, встают другие трудности; ведь если та
чувствительность, которою вы наделяете материю, является
общим и существенным свойством ее, то нужно предположить,
что и камень чувствует? Дидро. Почему бы нет? Д'Аламбер.
Трудно поверить этому. Дидро. Да, тому, кто режет его,
точит, толчет и не слышит его крика.
Д'Аламбер. Мне хотелось бы знать, какова, по вашему
мнению, разница между человеком и статуей, мрамором и
телом.
Дидро. Очень незначительная. Из мрамора делают тело, из
тела — мрамор.
Д'Аламбер. Но тело не то, что мрамор. Дидро. Как то, что
вы называете живой силой, — не то, что мертвая сила.
Д'Аламбер. Не понимаю вас. Дидро. Объяснюсь. Перемещение
тела с одного места на другое не есть движение, а только
его действие.
Движение есть и в движущемся теле и в неподвижном.
Д'Аламбер. Это — новый метод воззрения. Дидро. И все же
правильный. Уберите препятствие с пути неподвижного тела,
и оно передвинется. Разредите внезапно воздух, окружающий
ствол этого огромного дуба, и вода, содержащаяся в дубе,
под влиянием внезапного расширения разорвет его на сотни
частиц. То же я скажу о вашем теле.
Д'Аламбер. Так. Но в чем связь между движением и
чувствительностью? Уж не признаете ли вы существование
деятельной и инертной чувствительности наподобие живой и
мертвой силы? Как живая сила проявляется при
передвижении, а мертвая — при давлении, так деятельная
чувствительность характеризуется у животного и, может
быть, у растения теми или другими заметными действиями, а
в существовании инертной чувствительности можно
удостовериться при переходе ее в состояние деятельной.
Дидро. Великолепно. Вы указали эту связь. Д'Аламбер.
Таким образом, у статуи — только инертная
чувствительность, а человек, животное и, может быть,
растение одарены деятельной чувствительностью.
Дидро. Есть, несомненно, такое различие между куском
мрамора и тканью тела, но вы хорошо понимаете, что это не
единственное различие.
Д'Аламбер. Само собой разумеется. Как бы человек ни
походил по внешности на статую, между их внутренними
организациями нет никакого соотношения. Резец самого
искусного скульптора не создаст ни одной частицы
телесного покрова. Но есть очень простой способ
превращения мертвой силы в живую; такой опыт повторяется
на наших глазах сотни раз на день; между тем я вовсе не
знаю случая, чтобы тело переводили из состояния инертной
чувствительности в состояние чувствительности деятельной.
Дидро. Потому что вы не хотите знать. Это тоже обычное
явление.
Д'Аламбер. Тоже обычное? Скажите, пожалуйста, что же это
за явление?
Дидро. Я вам назову его, если вам не стыдно об этом
спрашивать. Это происходит всякий раз, как вы едите.
Д'Аламбер. Всякий раз, как я ем?
Дидро. Да. Что делаете вы, когда едите? Вы устраняете
препятствие, мешающее появлению в продуктах деятельной их
чувствительности. Вы ассимилируете продукты, делаете из
них тело, одушевляете их, делаете их чувствительными, и
то, что вы проделываете с продуктами, я проделаю, когда
угодно, с мрамором.
Д'Аламбер. Каким образом?
Дидро. Каким образом? Сделаю его съедобным.
Д'Аламбер. Сделать мрамор съедобным — это, кажется, не
так легко.
Дидро. Это уж мое дело... Я беру вот эту статую, кладу ее
в ступку и пестом...
Д'Аламбер. Поосторожней! Ведь это шедевр Фальконе. Если
бы это было произведение Гюэ или какого-нибудь другого...
Дидро. Для Фальконе это ничего не значит: за статую
заплачено, а мнение современников его мало трогает, отзыв
же потомства вовсе не интересует его.
Д'Аламбер. Ну, начинайте же толочь!
Дидро. Превратив кусок мрамора в мельчайший порошок, я
ссыпаю его в черноземную, или плодородную, почву,
смешиваю, поливаю, оставляю гнить год, два, сто лет —
время для меня не важно. Когда вся эта смесь претворится
в материю почти однородную, в чернозем,— знаете ли вы,
что я сделаю?
Д'Аламбер. Уверен, что не будете есть чернозем.
Дидро. Нет, но есть какая-то связь между мною и
черноземом, что-то сближающее нас, какой-то, как сказал
бы химик, latus.
Д'Аламбер. И этот latus — растение?
Дидро. Очень хорошо. Я засеваю чернозем горохом, бобами,
капустой и другими бобовыми растениями. Растения питаются
землею, а я питаюсь растениями.
Д'Аламбер. Верно это или нет, но мне нравится этот
переход мрамора к чернозему, от чернозема к растительному
царству и от последнего к царству животных, к телу.
|
|