Скачать 124.68 Кбайт
Эссе об имени
И этот жест кажется в высшей
143 хора
степени значимым для совокупности его исследований и его отношения к
"истории-философии".
Все только что сказанное о риторике, переводе или телеологическом анахронизме
могло породить недоразумение. Нужно немедленно его развеять. Мы никогда не
собирались ни предложить правильное слово для хоры, ни назвать ее, наконец, ею
самой, отбросив все обходные маневры риторики, ни наконец, подступиться к ней
самой, дабы она не оставалась вне всякой анахронической перспективы, в стороне
от всякой точки зрения. Ее имя - это не правильное слово. Оно предназначено
несводимому, даже если то, что оно называет - хора - не сводится к чему бы то ни
было и, уж тем более, к своему имени. Тропик и анахронизм неизбежны. Мы бы
хотели только показать вам структуру, которая, делая их неизбежными, получает из
этого нечто другое, чем случайности, слабости или возможные моменты. Вся история
толкований "Тимея" не смогла приблизить этот структурный закон как таковой. Речь
могла бы идти о структуре, а не об определенной сущности хоры, ведь по ее поводу
вопрос о сущности больше не имеет смысла. Как, не имея сущности, хора оставалась
бы по ту сторону своего имени? Хора анахронична, она "есть" анахронизм в бытии,
а точнее, - анахронизм бытия. Она анахронизирует бытие.
"Вся история толкований", мы только что сказали. Невозможно исчерпать ту
огромную литературу, которая со времен античности была посвящена "Тимею". Мы не
собираемся разбирать ее здесь целиком. А главное, не предполагаем ее целостность
или однородность и даже саму возможность ее обобщить в каком-то упорядоченном
восприятии. Зато мы предполагаем, - и это снова можно было бы назвать "рабочей
гипотезой", - что презумпция такого порядка (объединение, целостность,
тотальность, организованная
144 Ж. Деррида
telos'oм) находится в значительной связи со структурным анахронизмом, о котором
мы говорили выше. Он стал бы неизбежным эффектом, произведенным чем-то таким как
хора, которая не что-то такое и не как что-то, даже не как то, чем она была бы
там, за своим именем, т. е. она-сама.
Богатые, многочисленные, неисчерпаемые интерпретации приходят в итоге к тому,
что информируют о значении или ценности хоры. Они всегда состоят в том, чтобы,
определяя ее, придать ей форму, но она не может предлагаться или обещаться
иначе, как избавляясь от всякой детерминации, от всех меток или отпечатков,
которым мы ее подставляем в нашей речи, - от всего того, что мы ей хотели бы
дать, не надеясь ничего получить взамен... Однако, то, что мы здесь выдвигаем на
передний план в интерпретации хоры - в тексте Платона о хоре - говоря о
приданной или полученной форме, о метке или отпечатке, о знании как
информировании и т. п., - все это уже обращается к тому, что сам текст говорит о
хоре, к его концептуальной и герменевтической системе. Только что высказанное
нами, например и в качестве примера, по поводу хоры в тексте Платона,
воспроизводит или попросту переносит со всеми ее схемами речь Платона на сюжет
хоры. Вплоть до этой самой фразы, где я только что использовал слово "схема".
Skhemata еcть фигуры, вырезанные и отпечатанные в хоре, формы, которые ее
ин-формируют. Они к ней сводятся, но не принадлежат ей.
Интерпретации, следовательно, могли бы придать форму "хоре", оставляя на ней
схематическую метку их отпечатка и осадок их вклада. Вместе с тем, "хора",
по-видимому, никогда даже не позволяла себя задеть - или потрогать, еще меньше
начать и уж подавно - исчерпать - этими типами тропического или
интерпретативного перевода. Мы не можем даже сказать, что
145 хора
она дает им опору субстрата или прочной субстанции. Хора не субъект. Это не
является ни субъектом, ни субъективированным. Герменевтические типы могут
информировать, они могут придать форму хоре только в той мере, в какой,
недоступная, бесстрастная, "аморфная" (amorphon, (51 а)) и всегда девственная,
той самой радикально невосприимчивой к антропоморфизму девственностью, она
выглядит так, будто принимает эти типы и дает им место. Но если Тимей называет
ее восприемницей (dekhomenon) или местом (khora), то эти имена не указывают на
сущность, прочное бытие эйдоса, поскольку хора не принадлежит ни роду эйдоса, ни
роду мимесиса - образам эйдоса, только что отпечатанным в ней, которой таким
образом нет, которая не принадлежит к двум родам познанного или известного
бытия. Ее нет, и это се не-бытие может только давать знать о себе, а значит, она
не дает себя ухватить или постичь посредством антропоморфических схем,
обозначающих "принимать" или "давать". Хора не есть, в особенности, опора или
субъект, который давал бы место, принимая или ощущая, даже если позволяет
ощутить себя.
Заметим, что теперь мы говорим о хоре (khora) вообще, а не о хоре как об
определенном существительном женского рода (la khora), как того всегда требует
конвенция, и не употребляем, как мы могли бы это сделать из предосторожности, в
кавычках это слово, концепт, значение или значимость - "хора" ("khora").
143 хора
степени значимым для совокупности его исследований и его отношения к
"истории-философии".
Все только что сказанное о риторике, переводе или телеологическом анахронизме
могло породить недоразумение. Нужно немедленно его развеять. Мы никогда не
собирались ни предложить правильное слово для хоры, ни назвать ее, наконец, ею
самой, отбросив все обходные маневры риторики, ни наконец, подступиться к ней
самой, дабы она не оставалась вне всякой анахронической перспективы, в стороне
от всякой точки зрения. Ее имя - это не правильное слово. Оно предназначено
несводимому, даже если то, что оно называет - хора - не сводится к чему бы то ни
было и, уж тем более, к своему имени. Тропик и анахронизм неизбежны. Мы бы
хотели только показать вам структуру, которая, делая их неизбежными, получает из
этого нечто другое, чем случайности, слабости или возможные моменты. Вся история
толкований "Тимея" не смогла приблизить этот структурный закон как таковой. Речь
могла бы идти о структуре, а не об определенной сущности хоры, ведь по ее поводу
вопрос о сущности больше не имеет смысла. Как, не имея сущности, хора оставалась
бы по ту сторону своего имени? Хора анахронична, она "есть" анахронизм в бытии,
а точнее, - анахронизм бытия. Она анахронизирует бытие.
"Вся история толкований", мы только что сказали. Невозможно исчерпать ту
огромную литературу, которая со времен античности была посвящена "Тимею". Мы не
собираемся разбирать ее здесь целиком. А главное, не предполагаем ее целостность
или однородность и даже саму возможность ее обобщить в каком-то упорядоченном
восприятии. Зато мы предполагаем, - и это снова можно было бы назвать "рабочей
гипотезой", - что презумпция такого порядка (объединение, целостность,
тотальность, организованная
144 Ж. Деррида
telos'oм) находится в значительной связи со структурным анахронизмом, о котором
мы говорили выше. Он стал бы неизбежным эффектом, произведенным чем-то таким как
хора, которая не что-то такое и не как что-то, даже не как то, чем она была бы
там, за своим именем, т. е. она-сама.
Богатые, многочисленные, неисчерпаемые интерпретации приходят в итоге к тому,
что информируют о значении или ценности хоры. Они всегда состоят в том, чтобы,
определяя ее, придать ей форму, но она не может предлагаться или обещаться
иначе, как избавляясь от всякой детерминации, от всех меток или отпечатков,
которым мы ее подставляем в нашей речи, - от всего того, что мы ей хотели бы
дать, не надеясь ничего получить взамен... Однако, то, что мы здесь выдвигаем на
передний план в интерпретации хоры - в тексте Платона о хоре - говоря о
приданной или полученной форме, о метке или отпечатке, о знании как
информировании и т. п., - все это уже обращается к тому, что сам текст говорит о
хоре, к его концептуальной и герменевтической системе. Только что высказанное
нами, например и в качестве примера, по поводу хоры в тексте Платона,
воспроизводит или попросту переносит со всеми ее схемами речь Платона на сюжет
хоры. Вплоть до этой самой фразы, где я только что использовал слово "схема".
Skhemata еcть фигуры, вырезанные и отпечатанные в хоре, формы, которые ее
ин-формируют. Они к ней сводятся, но не принадлежат ей.
Интерпретации, следовательно, могли бы придать форму "хоре", оставляя на ней
схематическую метку их отпечатка и осадок их вклада. Вместе с тем, "хора",
по-видимому, никогда даже не позволяла себя задеть - или потрогать, еще меньше
начать и уж подавно - исчерпать - этими типами тропического или
интерпретативного перевода. Мы не можем даже сказать, что
145 хора
она дает им опору субстрата или прочной субстанции. Хора не субъект. Это не
является ни субъектом, ни субъективированным. Герменевтические типы могут
информировать, они могут придать форму хоре только в той мере, в какой,
недоступная, бесстрастная, "аморфная" (amorphon, (51 а)) и всегда девственная,
той самой радикально невосприимчивой к антропоморфизму девственностью, она
выглядит так, будто принимает эти типы и дает им место. Но если Тимей называет
ее восприемницей (dekhomenon) или местом (khora), то эти имена не указывают на
сущность, прочное бытие эйдоса, поскольку хора не принадлежит ни роду эйдоса, ни
роду мимесиса - образам эйдоса, только что отпечатанным в ней, которой таким
образом нет, которая не принадлежит к двум родам познанного или известного
бытия. Ее нет, и это се не-бытие может только давать знать о себе, а значит, она
не дает себя ухватить или постичь посредством антропоморфических схем,
обозначающих "принимать" или "давать". Хора не есть, в особенности, опора или
субъект, который давал бы место, принимая или ощущая, даже если позволяет
ощутить себя.
Заметим, что теперь мы говорим о хоре (khora) вообще, а не о хоре как об
определенном существительном женского рода (la khora), как того всегда требует
конвенция, и не употребляем, как мы могли бы это сделать из предосторожности, в
кавычках это слово, концепт, значение или значимость - "хора" ("khora").
|
|