| Авторы: |
Свасьян К А |
Феноменологическое познание пропедевтика и критика
К.А.Свасьян
ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ
ПРОПЕДЕВТИКА И КРИТИКА
Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1987
От автора
Глава 1. АНТИНОМИЯ ПОЗНАНИЯ. ЭЙДОС В ЛОГОС В ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ
Глава 2. ПРОБЛЕМА ПОЗНАНИЯ КАК REDUCTIO AD ABSURDUM
Глава 3. СПРАВОЧНИК ФЕНОМЕНОЛОГА
Горизонт – Жизненный мир – Идеация – Имманентное время – Интенциональность – Интерсубъективность – Конституирование – Ноэзис – Ноэма – Очевидность – Региональные онтологии – Редукция – Рефлексия – Свободная вариация в фантазии – Трансцендентальность – Феномен – Философия – Эйдос – Краткий экскурс в область истоков феноменологии
Глава 4. НАБЕГИ САМООЧЕВИДНОСТЕЙ
§ 1. Дельфийская заповедь
§ 2. Авгиевы конюшни сознания
§ 3. Логическая аскетика
§ 4. "Философское одиночество"
§ 5. Сотворение мира
§ 6. Курс ясновидения
§ 7. "Героизм разума"
Глава 5. ИЗ ИСТОРИИ ОНТОЛОГИЧЕСКОГО ДОКАЗАТЕЛЬСТВА. МОЦАРТ
Глава 6. СУДЬБЫ ФЕНОМЕНОЛОГИИ. ОТ "СТРОГОЙ НАУКИ" К "ТОШНОТЕ"
Глава 7. ГУССЕРЛЬ CONTRA ГУССЕРЛЬ. ПОСЛЕДНЕЕ ЭПОХЙ
Вместо заключения. Дополнение к § 5 главы 4
Ссылки и примечания
Карен Араевич Свасьян
ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ. ПРОПЕДЕВТИКА И КРИТИКА
Ереван: Изд-во АН Арм. ССР, 1987 – 199 стр.
От автора
Цель настоящей книги не сужена рамками историко-философского очерка. Скорее, напротив, ее историко-философский пласт должен рассматриваться как некая подспудная эластичная опора, отталкивающая содержание в непосредственную атмосферу общефилософских рефлексий. Сказанное относится не только к отдельным фрагментарным экскурсам в область истории, но и, в первую очередь, к самому названию книги. "Феноменологическое познание" отнюдь не означает новой библиографической единицы в растущем каталоге "гуссерлианы"; феноменология Гуссерля взята здесь как средство (при всей его первостепенной значимости) к прорыву в иные перспективы. Разумеется, средство есть средство, но при желании можно было бы локализовать его в некую искусственную и временно изолированную самоцель, т.е. вычитывать из книги контекст, прямо связанный с проблематикой гуссерлевских работ. В этом случае следовало бы предупредить читателя о двоякой опасности: во-первых, такой ракурс прочтения вряд ли удовлетворит мысль, настроившуюся на сколько-нибудь полноценное "информационное" насыщение; феноменология Гуссерля представлена здесь в той мере, в какой она могла способствовать основной теме книги, и во-вторых, стабилизация этого ракурса грозит обиднейшим искажением авторского замысла и приведением его к дважды плачевному результату: неудовлетворенность историко-философской фрагментарностью книги и недоумение в связи с ее общей структурой. Во избежание этой опасности позволительно было бы предварить нижеследующие страницы кратким словесным портретом их композиционного построения.
Книга открывается двумя главами, в которых, по существу, намечена вся дальнейшая ее тематика. Главы эти разыграны в преимущественно негативной тональности и представляют собою основной историко-философский пласт содержания. Поскольку центральной и, как мне кажется, единственной темой книги является познание, взятое в плероме цельности, универсальности и симоуглубления, ход написания ее с неизбежностью определялся драматической аналитикой истории мысли на путях к указанной цели. В этом смысле книга (что, по-видимому, есть правило, а не исключение) писалась как бы с конца, т.е. весь рост ее оказывался некой параболой, асимптотически притягиваемой заданной топикой, но поскольку топика эта виделась заданной и в плане истории как таковой, то приближение к ней должно было в той или иной мере разыгрываться на возможно широком горизонте становления мысли. Этим, я думаю, оправдывается (чисто технически) радиус тематического круга книги, и если в первой главе я попытался описать антиномию познания, или аналитический распад изначальной цельности мысли, в схематической линии нарастающего обособления и конфронтации двух распавшихся половинок некогда единого организма, то вторая глава, в частности, может быть охарактеризована как негативная инвентаризация конкретно исторических итогов этого распада. Здесь и следовало бы искать причины, обусловившие выбор гуссерлевской феноменологии в качестве основной парадигмы историко-философского пласта. В западной хрестоматийной философии XX века едва ли найдется другой философ, которого можно было бы сравнить с Гуссерлем по остроте осознания губительных следствий указанного распада и масштабности попытки преодоления его. Итак, логика описания предоставляла возможность последнего исторического заострения темы на примере философской проблематики Гуссерля. Но здесь возникало серьезное затруднение, связанное со способами подачи материала. Излагать Гуссерля в книге, преследующей иные цели, и значит, быть вынужденным уместить изложение в рамках достаточно ограниченного объема страниц – задача, смехотворность которой засвидетельствовал бы всякий, кому доводилось иметь дело с текстами этого философа.
ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ
ПРОПЕДЕВТИКА И КРИТИКА
Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1987
От автора
Глава 1. АНТИНОМИЯ ПОЗНАНИЯ. ЭЙДОС В ЛОГОС В ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ
Глава 2. ПРОБЛЕМА ПОЗНАНИЯ КАК REDUCTIO AD ABSURDUM
Глава 3. СПРАВОЧНИК ФЕНОМЕНОЛОГА
Горизонт – Жизненный мир – Идеация – Имманентное время – Интенциональность – Интерсубъективность – Конституирование – Ноэзис – Ноэма – Очевидность – Региональные онтологии – Редукция – Рефлексия – Свободная вариация в фантазии – Трансцендентальность – Феномен – Философия – Эйдос – Краткий экскурс в область истоков феноменологии
Глава 4. НАБЕГИ САМООЧЕВИДНОСТЕЙ
§ 1. Дельфийская заповедь
§ 2. Авгиевы конюшни сознания
§ 3. Логическая аскетика
§ 4. "Философское одиночество"
§ 5. Сотворение мира
§ 6. Курс ясновидения
§ 7. "Героизм разума"
Глава 5. ИЗ ИСТОРИИ ОНТОЛОГИЧЕСКОГО ДОКАЗАТЕЛЬСТВА. МОЦАРТ
Глава 6. СУДЬБЫ ФЕНОМЕНОЛОГИИ. ОТ "СТРОГОЙ НАУКИ" К "ТОШНОТЕ"
Глава 7. ГУССЕРЛЬ CONTRA ГУССЕРЛЬ. ПОСЛЕДНЕЕ ЭПОХЙ
Вместо заключения. Дополнение к § 5 главы 4
Ссылки и примечания
Карен Араевич Свасьян
ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ. ПРОПЕДЕВТИКА И КРИТИКА
Ереван: Изд-во АН Арм. ССР, 1987 – 199 стр.
От автора
Цель настоящей книги не сужена рамками историко-философского очерка. Скорее, напротив, ее историко-философский пласт должен рассматриваться как некая подспудная эластичная опора, отталкивающая содержание в непосредственную атмосферу общефилософских рефлексий. Сказанное относится не только к отдельным фрагментарным экскурсам в область истории, но и, в первую очередь, к самому названию книги. "Феноменологическое познание" отнюдь не означает новой библиографической единицы в растущем каталоге "гуссерлианы"; феноменология Гуссерля взята здесь как средство (при всей его первостепенной значимости) к прорыву в иные перспективы. Разумеется, средство есть средство, но при желании можно было бы локализовать его в некую искусственную и временно изолированную самоцель, т.е. вычитывать из книги контекст, прямо связанный с проблематикой гуссерлевских работ. В этом случае следовало бы предупредить читателя о двоякой опасности: во-первых, такой ракурс прочтения вряд ли удовлетворит мысль, настроившуюся на сколько-нибудь полноценное "информационное" насыщение; феноменология Гуссерля представлена здесь в той мере, в какой она могла способствовать основной теме книги, и во-вторых, стабилизация этого ракурса грозит обиднейшим искажением авторского замысла и приведением его к дважды плачевному результату: неудовлетворенность историко-философской фрагментарностью книги и недоумение в связи с ее общей структурой. Во избежание этой опасности позволительно было бы предварить нижеследующие страницы кратким словесным портретом их композиционного построения.
Книга открывается двумя главами, в которых, по существу, намечена вся дальнейшая ее тематика. Главы эти разыграны в преимущественно негативной тональности и представляют собою основной историко-философский пласт содержания. Поскольку центральной и, как мне кажется, единственной темой книги является познание, взятое в плероме цельности, универсальности и симоуглубления, ход написания ее с неизбежностью определялся драматической аналитикой истории мысли на путях к указанной цели. В этом смысле книга (что, по-видимому, есть правило, а не исключение) писалась как бы с конца, т.е. весь рост ее оказывался некой параболой, асимптотически притягиваемой заданной топикой, но поскольку топика эта виделась заданной и в плане истории как таковой, то приближение к ней должно было в той или иной мере разыгрываться на возможно широком горизонте становления мысли. Этим, я думаю, оправдывается (чисто технически) радиус тематического круга книги, и если в первой главе я попытался описать антиномию познания, или аналитический распад изначальной цельности мысли, в схематической линии нарастающего обособления и конфронтации двух распавшихся половинок некогда единого организма, то вторая глава, в частности, может быть охарактеризована как негативная инвентаризация конкретно исторических итогов этого распада. Здесь и следовало бы искать причины, обусловившие выбор гуссерлевской феноменологии в качестве основной парадигмы историко-философского пласта. В западной хрестоматийной философии XX века едва ли найдется другой философ, которого можно было бы сравнить с Гуссерлем по остроте осознания губительных следствий указанного распада и масштабности попытки преодоления его. Итак, логика описания предоставляла возможность последнего исторического заострения темы на примере философской проблематики Гуссерля. Но здесь возникало серьезное затруднение, связанное со способами подачи материала. Излагать Гуссерля в книге, преследующей иные цели, и значит, быть вынужденным уместить изложение в рамках достаточно ограниченного объема страниц – задача, смехотворность которой засвидетельствовал бы всякий, кому доводилось иметь дело с текстами этого философа.
|
|